Он рассмеялся:

— Есть вещи, Дженкинс, которые даже тебе не под силу.

— Возможно, — сказал я, направляясь к дверям.

Я был взбешен. До чего же мне надоели благородные разговорыоб этике, чести и добродетели! Мне даже захотелось ненадолго окунуться в тотмир, где обитают самые низы общества, чтобы дать ушам отдохнуть от всех этихутонченных речей. В конце концов, чем я отличаюсь от этих людей?

Еще три года назад я бы и думать не стал ни о чем подобном,однако теперь судьба этой девчонки взволновала меня не на шутку. Вернувшисьдомой, я лег в постель и попытался уснуть, но не смог, хотя хорошеньковыспаться мне бы не помешало.

Ровно в восемь на лестнице послышались шаги. Бобо завилялхвостом, и в дверь тихонько постучали. Открыв ее, я увидел на пороге ЭленЧэдвик с чемоданом в руке.

— Привет, Эд. Ну что, получили разрешение на брак?

Думаю, мы изобразим побег. Я сказала маме, что поеду кподругам, и взяла чемодан.

Я ответил уклончиво:

— Оставьте вещи здесь, нам надо кое-куда прокатиться.

Кивнув, она протянула мне чемодан и посмотрела на собаку:

— Привет, Бобо. Иди сюда, хороший песик.

Он подошел и встал рядом с ней, помахивая хвостом, а онапринялась гладить его по голове. Мы спустились вниз, я помог девушке сесть вмашину, и мы поехали.

Бесспорно, у нее было одно прекрасное качество — она знала,когда говорить, а когда лучше помолчать. Заметив, что я занят какими-то мыслями,она тихонько сидела, съежившись на сиденье, такая трогательная и беспомощная,обратив свое милое личико навстречу судьбе и поглаживая по голове пса.

Я начал догадываться, что собака дает ей утешение.

Ей предстояло трудное испытание, и, как человек мужественный,она не хотела, чтобы я догадался, что она чувствует на самом деле. А вот ссобакой ей было спокойнее, и бедняжка тянулась к ней за сочувствием.

Бобо, похоже, понял это с самого начала. Собаки отличныепсихологи, они обладают каким-то особым чутьем, позволяющим им понятьэмоциональное состояние человека. И вовсе не знает собак тот, кто станетоспаривать это.

Герман собственной персоной встретил нас в дверях, Еще днемя позвонил ему и сказал, что мы приедем.

Теперь я понимал, что его разбирает любопытство. Он провелнас в кабинет, и я первым начал разговор.

— Я сделаю то, что вы хотите, но с однимусловием, — решительно заявил я. — Я не стану жениться на девушке.

Она может пригласить меня на выходные к Кемперам, представивкак близкого друга, может даже сказать, что мы помолвлены, но я вовсе несобираюсь выступать в качестве ее мужа. Я так решил.

Он медленно окинул меня взглядом своих выпученных масленыхглаз, явно переваривая мои слова. Девушка вздохнула, поерзав на краешке стула.

— Вы удивляете меня, Дженкинс, — проговорил оннаконец. — Вы вроде бы не сентиментальны. Честно говоря, мне все равно,просто я подумал, что вы с большим удовольствием пойдете на дело, если речьпойдет о женитьбе.

Вы ведь любите всякое этакое, вот я и решил придумать что-тонеординарное, чтобы заинтересовать вас. Меня вполне устроит, если вы проникнетев дом в любом другом качестве и проведете там несколько дней и ночей. Но имейтев виду: что бы ни случилось, вам нужно оставаться вне подозрений. Вы должныбыть приняты в этом доме как весьма почтенный гость, в распоряжение которогобудет предоставлен почти весь дом. Мисс Чэдвик, вы уверены, что сможетепоявиться в доме Кемперов, представив Дженкинса как своего близкого друга?

Она кивнула, не глядя в его сторону, взгляд ее был прикованко мне.

— Мы скажем, что помолвлены, — ответила она простои спокойно.

Герман взмахнул рукой:

— Ну, это уж дело ваше. Детали меня не касаются.

Вот мои инструкции. Сегодня пятница. В субботу днем вы появляетесьв доме Кемперов и остаетесь там на субботу, воскресенье и понедельник. Поздновечером в воскресенье, между одиннадцатью и двенадцатью часами, Дженкинсунадлежит увлечь Кемпера беседой, и в эту же ночь, выбрав удобное время, ондолжен проделать нужную мне работу. Вам, мисс Чэдвик, следует покинуть дом непозже полуночи с воскресенья на понедельник.

Если вы уедете оттуда позже, я вынужден буду пересмотретьсвое отношение к тем делам, которые касаются нас с вами. Крайний срок — двачаса ночи. Вот, пожалуй, и все. И не вздумайте фантазировать. Вы получилиинструкции, извольте их выполнять. Оба вы только выгадаете, если сделаете всеправильно, и обоим вам придется плохо, если задумаете провести меня.

С минуту я предавался размышлениям:

— Надеюсь, вы играете с нами честно?

Он скривил толстые губы:

— Разумеется.

— Вот и отлично. — Я поднялся и подал рукудевушке. — Значит, мы прекрасно поймем друг друга.

Он проводил нас к выходу и, похоже, крепко задумался. Янамекнул, что имею собственный план, и это его обеспокоило. Он долго стоял напороге уже после того, как ворота закрылись.

— Эд, а теперь отвезите меня домой, — сказаладевушка. — Все так неожиданно изменилось, и я не хочу, чтобы мамабеспокоилась. Вы ведь не против с ней познакомиться? Я представлю вас как моегоочень хорошего друга, которого знаю еще по колледжу.

Я вздохнул, решив, что все равно уже по уши увяз в этомделе.

— Ладно, — вяло отозвался я, так как мысли моивитали далеко.

Она положила свою руку на мою:

— И еще, Эд, я хочу, чтобы вы знали: сегодня выпоступили как самый честный… самый благородный человек. Я благодарна вам, Эд.Вы… вы такой благородный и… Ну ладно, хватит об этом.

Я не сводил глаз с дороги, однако заметил, что нервы ее напределе, а мне меньше всего хотелось видеть у себя на плече плачущую женщину.

Она объяснила, куда ехать, и вскоре мы оказались у ее дома.

Мать Элен была величественной статной дамой со спокойным,гордым, несколько суровым лицом, носившим отпечаток пережитого горя, и добрымиглазами. Да, удара она не переживет, подумал я.

Малютка представила все в радужном свете: она ездилаповидаться с подружками и случайно наткнулась на меня возле отеля, в котором яживу, я сопротивлялся, но она заставила меня поехать к ней и познакомиться смамой, ну и так далее и так далее.

Та была немало удивлена, хотя постаралась скрыть это, идержалась как гостеприимная хозяйка. Я сидел, зажав между большим иуказательным пальцем чашечку горячего шоколада и оттопырив мизинец, сбелоснежной накрахмаленной салфеткой на коленях, вел учтивую беседу ичувствовал себя полным идиотом.