– Конечно, украл, милая. Они там просто лежали – я не смог устоять.

Элизабет кивает.

– И мне нужно, чтобы ты постерегла меня, чтобы я мог их забрать, переправить в Антверпен и превратить в наличность. Я же решил, что подвернулся случай для идеального преступления, понимаешь? Не сними я тогда эту дурацкую маску, честное слово, жил бы уже на Бермудах.

– Понимаю, – говорит Элизабет. – А где эти алмазы сейчас, Дуглас?

– Не допусти моего убийства, милая, тогда расскажу, – обещает Дуглас. – А вот и наша подружка, Гермиона Грейнджер.

Поппи подходит к скамейке. Она показывает на свои наушники: можно ли ей их снять? Элизабет кивает.

– Надеюсь, вам понравилась прогулка, дорогая? – спрашивает Элизабет.

– Очень понравилась, – говорит Поппи. – Мы в универе занимались пешим туризмом.

– Что вы сейчас слушали? Грайм?[6]

– Подкаст о пчелах, – отвечает Поппи. – Если они вымрут, боюсь, мы обречены.

– Впредь буду осторожнее, – обещает Элизабет. – Так вот, Поппи, Дуглас убедил меня взяться за предложенную работу. Полагаю, я смогу быть вам полезной.

– О, потрясающе! – восклицает Поппи. – Какое облегчение.

– Но с двумя непременными условиями. Первое: эти обязанности – наблюдение и тому подобное – мне будет проще выполнять с помощью троих друзей.

– Боюсь, это невозможно, – отвечает Поппи.

– Ах, дорогая, с возрастом вы поймете, как мало в жизни невозможного. И уж конечно, не это.

– А второе? – спрашивает Дуглас.

– А второе особенно важно. Важнее алмазов и важнее Дугласа. Я возьмусь за эту работу, только если МИ-5 окажет мне услугу. Простую услугу, но для меня очень значимую.

– Продолжайте, – просит Поппи.

– Мне нужно все, что у вас есть, на несовершеннолетнего Райана Бэйрда из Файрхэвена.

– Райана Бэйрда? – удивляется Дуглас.

– О, Дуглас, перестань повторять за мной каждое слово. Что за ужасная у тебя привычка! Как и эти твои измены.

Элизабет, поднявшись, выставляет локоть, предлагая Поппи взять ее под руку.

– Вы можете это сделать для меня, дорогая?

– Эм-м-м… я, надо думать, могла бы, – отвечает Поппи. – Но хотела бы прежде узнать зачем.

– Боюсь, что не скажу вам этого, – качает головой Элизабет.

– Тогда хотя бы дадите мне слово, что с этим Райаном Бэйрдом не случится ничего плохого?

– О, «дать слово» – это так высокопарно звучит, правда? Давайте направим наши стопы к дому. Не хочу, чтобы вы из-за меня опоздали на обед.

Я все-таки завела «Инстаграм» – знаете такую штуку?

Меня Джоанна уговорила. Сказала, там можно смотреть самые разные фото самых разных людей. Найджеллы, Фионы Брюс[7] – кого угодно.

Я зарегистрировалась сегодня утром. «Инстаграм» попросил меня ввести «имя пользователя», и я вписала свое имя, а он сказал, что @JoyceMeadowcroft уже занято, и я подумала: надо же, как не везет. Я попробовала @JoyceMeadowcroft2, но оно тоже не подошло.

Тогда я стала перебирать свои прозвища, хотя, честно говоря, обычно меня зовут просто Джойс. Но все-таки одно прозвище мне удалось вспомнить – еще из тех времен, когда я работала медсестрой. Один врач сократил мое имя до «Джой»[8]. Всякий раз, как мы встречались, он восклицал: «А вот и наша великая радость одаривает всех своей прекрасной улыбкой!» Это было очень мило, правда, не в момент смены катетера.

Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что он хотел забраться мне под юбку – впрочем, я ему и разрешила бы, если бы догадалась. Упустила случай. В общем, я набрала @GreatJoy – не прошло. Добавила год рождения, так что получилось @GreatJoy44, – опять не повезло. Я приписала год рождения Джоанны, и – бинго! Все уладилось, теперь я зарегистрирована как @GreatJoy69 и предвкушаю массу удовольствия. Я уже подписалась на «Косматых байкеров» и Национальный траст.

Честно говоря, приятно было чем-то себя занять, потому что сегодня воскресенье, а по воскресеньям мне иногда тоскливо. Время как будто идет чуточку медленней. Думаю, потому, что многие проводят этот день с семьей. Ресторан всегда забит ерзающими племянницами и не угодившими зятьями. К тому же телешоу в дневное время не радуют: «Охотников за выгодой» вечно повторяют, а «Домов с молотка» и вовсе нет. Смотреть нечего. Джоанна говорит, что я могла бы обратить внимание на что-нибудь свеженькое, и она, конечно, права, но от этого почему-то делается совсем одиноко. На самом деле я предпочла бы, чтобы она заглянула сюда, пообедала бы с мамой. Не спорю, иногда она приезжает. Пока происходили убийства, бывала здесь намного чаще – кто ее за это упрекнет? Уж точно не я.

Но пока в убийствах перерыв, полагаю, сгодится и собака. Боюсь лишь, не оказалось бы у Джоанны аллергии. В детстве не было, но после переезда в Лондон люди какими только аллергиями не обзаводятся.

Сегодня мы с Роном и Элизабет едем на такси в Файрхэвен навестить Ибрагима, и это меня несколько взбодрит. Я люблю больницы, они похожи на аэропорты.

Я купила Ибрагиму «Санди таймс», потому что однажды заметила ее у него дома. Бог мой, она весит целую тонну. Чтобы облегчить ношу, я решила убрать страницы, которые ему точно неинтересны, но в итоге ограничилась лишь отделом моды и репортажем об Эстонии, так что почти ничего не изменилось. Еще я купила ему цветов, большую молочную шоколадку и банку «Ред Булл», потому что его рекламируют.

Я знаю, все были потрясены, увидев его в синяках и бинтах, но я радовалась, что обошлось лишь этим. И еще больше обрадовалась, когда он заговорил! Такое облегчение! Хотя и немного скучновато, вы же знаете Ибрагима, однако скука – прекрасное чувство.

Просто я-то видала ситуации и похуже. Значительно хуже. Не буду вдаваться в подробности.

В пятницу, пока мы туда ехали, я заверяла Рона и Элизабет, что волноваться не надо: он в хороших руках, и ему так быстро оказали помощь. Но боялась худшего. Бывают такие травмы, от которых уже не оправишься. Рон с Элизабет, конечно, не дураки, они понимали, что я их просто успокаиваю, но это все равно важно. В каждый конкретный момент кто-то должен сохранять спокойствие, и тогда была моя очередь.