Вот и хорошо. Пусть называет ее на «ты», пусть отведетдомой. С ним совсем не страшно входить в эту темную двухкомнатную пещеру. Жальвсе-таки, что Тина так и не завела себе собаку. Нет, лучше кошку: с собакойгулять надо, а когда ей… Да и какая разница – кошка, собака, главное, чтобы еевстречало хоть какое-то живое существо!

Она включила свет, старательно выискивая предлог, подкоторым можно уговорить Виталия хотя бы на часок сыграть роль этого самогоживого существа, – и вдруг увидела ужас в его глазах:

– Да ты в зеркало-то смотрелась, Тина? Нет, ты тольковзгляни на себя!..

Схватил ее за плечи, повернул. Тина посмотрела в зеркало – иустало отвела глаза.

Да уж… Такое впечатление, что об нее кто-то долго истарательно вытирал ноги. Хотя что ж тут удивительного, почти наверняка именнотак и было, пока она валялась без сознания в «маршрутке».

– Знаешь что? – сказал Виталий ласково. – Пойди-ка ты постойпод душем. Давай-давай. Это как раз то, что доктор прописал.

Тина взглянула на него в замешательстве.

– Иди, иди, – кивнул он. – Я подожду, если можно. Все-такимы собирались серьезно поговорить, и лучше этот разговор не откладывать. Ты непротив? Или уже не хочешь, слишком устала?

Да, она слишком устала. И, если совсем честно, хотела сейчасдве вещи: оказаться под горячим душем и в постели. Желательно одновременно. Аживое существо мужского пола пусть бы покорно посапывало на коврике возлекровати. Без всяких разговоров и тем более без каких-то поползновений…

Но она ничего не сказала Виталию. Это кем же надо быть,чтобы брякнуть такое человеку, который собирается открыть тебе какую-то тайну –вдобавок после пятичасового ожидания с букетом цветов. И вроде бы даже сбутылкой какого-то спиртного, насколько смогла разглядеть Тина. Если бутылка неразбилась, конечно…

Как выяснилось, бутылка не разбилась. Это было первое, чтообнаружила Тина, выйдя из душа и заглянув на кухню. Посреди стола возвышалсякакой-то коньяк – судя по изысканным очертаниям сосуда, страшно дорогой. Вокругбыли очень мило сервированы два биг-мака. От них шел пар, и Тина поняла, чтоВиталий воспользовался микроволновкой.

– Я тут похозяйничал немножко, ничего? – спросил онсмущенно.

Она только кивнула, почему-то с опаской поглядывая назакатанные до локтей рукава его рубашки, на пуговки, фривольно расстегнутыечуть ли не до пояса, так что в прорези виднелись курчавые рыжеватые волосы. Приэтом она как-то особенно остро ощутила, что из ванной, повинуясь привычке,вышла в одном только халате, а он шелковый, скользкий, и при малейшемнеосторожном движении распахивается совершенно неприлично…

Нет, надо пойти переодеться, а то как-то слишком интимнополучается.

– Потрясающий халат! – восхитился Виталий, доставая изшкафчика две рюмки. – Знаешь, для меня почему-то женщина в халате – это самоепривлекательное, что только может быть. Я как-то особенно спокойно себячувствую, по-домашнему, если женщина…

Ну что поделаешь после такого признания? Она поплотнеезапахнула ворот у горла и осторожно села на табуретку, на всякий случай зажавмежду колен расползающиеся полы.

К биг-маку тем временем прибавились бутылка пепси-колы,копченое мясо, извлеченное из вакуумной упаковки и уже нарезанное с немыслимойтонкостью, кисть винограда и коробка конфет. Поскольку всего этого никак нельзябыло обнаружить в холодильнике, Тина поняла, что Виталий полностью взял на себяинтендантские обязанности.

– Ну вот, – сказал он, окинув стол хозяйским взглядом, и селнапротив Тины, взявшись за бутылку.

Она завороженно смотрела на красно-золотую этикетку, накоторой сверкали какие-то французские слова. Что-то вроде «трезоре».Драгоценности, что ли?

А ведь у нее где-то в шкафчике стоит точно такая же бутылка!Только пустая, конечно. Валентин принес ее на какой-то праздник, а потом пилдолго-долго. Пил-то он один, потому что у Тины… О господи! Она чуть не забыла!

– Ой нет! – вскричала она, в последнюю минуту успев накрытьсвою рюмку ладонью. – Мне не наливайте, нет, нет! У меня аллергия на коньяк, выуж извините.

У Виталия был такой ошарашенный вид, что Тина едва сдержалаулыбку.

– Как это – аллергия?

– Да обыкновенно, – невесело сказала она. – Сыпь по всемутелу, которая ужасно чешется, на щеках красные пятна выступают и сходят толькочерез несколько дней. Да вы не бойтесь, – успокоила, уловив невольное движениеВиталия, – от запаха ничего не будет. И для вас это не заразно. Так что вы себеналивайте, а я… нет, вряд ли.

Слава богу, что вспомнила. А то сейчас была бы такаяхорошенькая!.. После шока, испытанного ею, выпить рюмочку спиртного – да Тинупотом пришлось бы совком и веником собирать! И вроде бы тем, кто приложилсяголовушкой, вообще алкоголь противопоказан.

– Ну вот… – печально проговорил Виталий, с явным трудомобретший дар речи. – А я-то думал, помянем Валентина. Понимаете, мы ведь ни напохоронах, ни на девяти днях не были. Сороковины еще не скоро, я к тому времениуже вернусь в Москву, с вами, может быть, и не увижусь никогда больше, а ведьмы, по большому счету, были ему самыми близкими людьми…

Тина опустила голову и какое-то время посидела молча, борясьсо слезами, которые предательски наворачивались на глаза.

– Ладно, – глухо сказала она. – За Валентина я выпью. Тольконе коньяк.

Не вставая, дотянулась до холодильника (такая уж это былакухня, что в ней до всего можно было дотянуться, не вставая) и досталамаленькую бутылочку красного мартини, а потом из морозилки – пластиковыйстаканчик с кубиками льда.

– Поставьте еще одну рюмку, пожалуйста, – попросила Виталия.– Если уж поминать, надо ему тоже налить.

Виталий повиновался, однако поглядывал на вино недоверчиво:

– Может, хоть ему поставим коньяк?

– Нет, пусть тоже будет мартини, – возразила Тина. – Мы сним иногда любили вместе выпить такого, красного, и чтобы со льдом. Вот идопьем сегодня вместе эту нашу бутылочку… больше уж у нас с ним ничего нашегоне будет…

– Вы не запиваете? – Виталий налил в большой стаканпепси-колы. – Ну, давайте помянем нашего дорогого друга Валентина. Он былхороший человек. Пусть простит меня, если что было не так. Теперь все этоневажно. Земля ему пухом!

– Царство небесное, – тихо отозвалась Тина и медленноотхлебнула ледяное сладкое вино.