Тина, опять-таки более удивленная, чем испуганная,приподнялась и попыталась разглядеть, что ей подбросили. Глаза уже немногопривыкли к темноте, вдобавок предмет на фоне белой наволочки выделялся довольноотчетливо. Больше всего он напоминал круглую коробочку от обувного крема,какими Тина когда-то играла в «классики», только от него исходил сладковатый,приторный запах, в котором было что-то влажное, как бы болотное.

«Болиголов? Водяные лилии?» – попыталась определить Тина, ивдруг голова у нее закружилась, и девушка повалилась на пол.

Веки налились такой тяжестью, что невозможно было неопустить их. Удушье налегло на грудь мохнатой мягкой лапой. Хотелось вздохнутькак можно глубже, вобрать в себя этот странный, сладковатый аромат, лишь самую чуточкуотдающий гнилью… тленом… могилой?

В следующее мгновение Тина сползла с места и ринулась вкоридор. То есть так хотелось бы. На самом деле она словно плыла в вязкомтумане, ползла, еле шевеля руками и ногами, стараясь не дышать и ощущая всеусиливающееся жжение в легких.

Вывалившись за дверь, попыталась глотнуть свежего воздуха,но обрела лишь мгновенное облегчение: тлетворный аромат уже проник и в коридор,снова начал наваливаться вязкий дурман.

Губительный запах источает плоская коробочка, брошенная вфорточку! Он расползается с невероятной быстротой, скоро в квартире вообщенечем будет дышать!

Тина вползла в соседнюю комнату. Душно! Форточка закрыта издесь, и на кухне. Надо открыть, проветрить…

«Нет! – словно бы крикнул кто-то. – Тот человек, которыйподбросил это тебе, никуда не ушел. Он караулит за окном. И если ты выглянешь…»

Тина поползла по коридору к двери, просто-таки физическиощущая, что неотвязный, смертоносный запах настигает ее. Кое-как, держась застенку, поднялась, вцепилась в замок. Крутнула его… нет, кажется, не в тусторону. Ох, да ведь она в одной ночной рубашке! Сдернула с вешалки плащ,набросила, опять схватилась за дверь.

Замок не открылся. Она опять не в ту сторону вертит? Но иповорот в противоположном направлении толку не дал. Замок не открывается! Такбывает, если снаружи вставлен ключ… или что угодно: отвертка, штырь. Замокблокирован. Ей не выйти, она заперта в этой газовой камере!

На подгибающихся ногах, чуть не падая, зажимая рот полойплаща, Тина поплелась на кухню. Там телефон… позвонить в милицию, Виталию,Светке… куда-нибудь! Дрожащей рукой долго шарила, пытаясь поднять трубку, – исодрогнулась, услышав в ней глухую тишину.

Телефон не работал.

Так. Так… Не выйти, не позвать на помощь. Не найти ни одногоместечка в квартире, куда не проник бы яд. Разве что наполнить ванну водой инырнуть туда? Нет, это уже бред. Утонуть – то же, что задохнуться.

Стучать в стены! Кому? У нее угловая квартира, а с другойстороны – пустая трехкомнатная, которая давно уже продается и никак не можетпродаться. А над ней живет глухая старуха, которую и трубы Судного дня неразбудят.

Деваться некуда. Значит, что – умирать?!

Она коротко, часто вздыхала, уткнувшись в рукав, отчаянновглядываясь в узкий коридорчик между комнатами и кухней. Чудится или в самомделе надвигается оттуда белесая смертельная мгла, норовя навалиться – ираздавить последние остатки сознания?

Куда забиться? Ах, сделаться бы сейчас крохотным, почтинезримым существом, насекомым, способным заползти в самую малую щель! Тараканы,наверное, выживут. Может быть, даже воспримут случившееся как небесную карунемилостивой хозяйке, которая толпами сводила их рыжее многоногое племя вмогилу…

Могила!

Образ темной прямоугольной ямы отчетливо вырисовался вмеркнущем сознании Тины, и в следующее же мгновение она рухнула на колени,вялыми руками отталкивая табуретки и кухонный столик. Эти легкие вещи казалисьнеподъемными, но все-таки она наконец своротила их с места и нашарила на полукруглое металлическое кольцо.

Уже на последнем пределе сил потянула на себя крышку.Пахнуло душной сыростью, но Тина с наслаждением глотнула этот спертый дух.Стало чуть легче. Вот оно, спасение. Или хотя бы шанс! Но это еще не все. Надочто-то сделать… что-то… Ах да!

Тина на четвереньках доползла до коридора, потянула к себеполовик. Маленький, легкий – это лучше, чем ничего. И скорее, скорее! Счет ужеидет даже не на секунды, а на мгновения. Оставшиеся ей мгновения жизни…

Волоча за собой коврик, она вползла в кухню и сунулась втемное углубление под полом. Потащила на себя крышку, кое-как прикрывая ееполовиком. Конечно, щели оставались, но хоть так…

Тьма сомкнулась вокруг. Тина пошарила по стенкам своегосклепа, все еще боясь дышать, пытаясь отыскать… отыскать… Она вдруг забыла, чтоищет.

«Если я здесь умру, меня никто никогда не найдет!» –мелькнула мысль, от которой Тина ощутила страшное, смертельное одиночество. Ноэто была последняя мысль, последнее живое чувство.

* * *

Тина открыла глаза – и, признаться, удивилась этому.Довольно часто бывало, что, проснувшись, она несколько пугающих минут неспособна была понять, где находится, даже имени своего не могла вспомнить.Однако сейчас действительность обрушилась на нее, подобно тяжелой бетоннойплите, и придавила так же основательно. Не было никаких успокаивающих иллюзийнасчет того, что она, мол, уже на том свете. Можно было только дивиться,почему, пребывая вчера почти в бессознательном состоянии, действуя скорееинстинктивно, чем рассудком, она сегодня так ярко представляет все случившееся.

Впрочем, почему, интересно, Тина так небрежно оперируетпонятиями «вчера» и «сегодня»? Кто знает, пролежала она в этом добровольновыбранном склепе несколько часов или несколько минут? Хотя, если судить потому, как затекло тело, не меньше нескольких часов. И дело не только вбеспамятстве, в которое она провалилась. Не больно-то здесь разомнешься!Все-таки покойный дядюшка, царство ему небесное и вечная благодарность, ладилпод полом кухни не спортзал, а нормальный погреб, в котором поместился бы мешоккартошки да с десяток банок с соленьями. Мог ли он предположить, что однажды вэтом погребе будет спасаться от смерти единственная и любимая племянница?..

Зажмурившись от боли, когда тысячи крошечных иголочеквпились в замлевшие мышцы, Тина с трудом перевалилась на живот и прильнулалицом к малюсенькому отверстию в стене, забранному решеткой.