Она зарыдала в голос.

– Не нужно, мсье Гримальди, умоляю вас!

– Кончайте этот цирк, мадемуазель Лало, не то я рассержусь по-настоящему… Вы зарвались. Уходите немедленно.

Она посмотрела на него глазами больной коровы и спросила:

– А если я буду молчать, вы оставите меня в покое? Я смогу закончить год?

– Конечно.

– Обещаете?

– Да. А теперь исчезните.

– Вы никогда не проговоритесь?

– Вон!

Она метнулась к нему и взасос поцеловала в губы. Ромэн схватил мерзавку за плечи, оттолкнул, она упала – конечно нарочно! – и стукнулась головой об стол, вскочила и принялась утирать сопли пополам с кровью.

– Проклятие… – процедил сквозь зубы Ромэн.

– До свидания, мсье, я ничего никому не скажу.

Ромэн подумал было отвести ее в медкабинет, но в последний момент спохватился и без сил рухнул в кресло.

В кабинет забежал заместитель Ромэна и дрожащим голосом поинтересовался, что случилось. «Предпочитаю это не обсуждать…» – сухо ответил он и заслужил подозрительный взгляд. Первый, но далеко не последний.

Мать Ребекки Лало… Ромэн прекрасно помнил эту женщину по имени Сильвия. «Все зовут меня Сил…» Откуда ему было знать, что она – мать одной из учениц? Он достал телефон и нашел ее номер: «Имя: Сил. Фамилия: Бьер»[174].

Ромэн набрал номер и все ей рассказал, она пришла в ужас и заставила его поклясться, что никто не узнает о ее измене.

На следующий день его вызвали на допрос в полицию, и началось низвержение в бездну.

Девчонка все записала на смартфон – все, кроме начала разговора, продемонстрировала шишку на голове и заявила о домогательствах. Сказала, что он угрожал ей, а потом ударил. «Я все записала – на всякий случай… если бы разговор не получился».

Ромэн ничего не отрицал и дал себя обвинить.

Все произошло по его вине. Нужно было сохранять спокойствие. Отвести Бекку в медпункт, помня, что ей всего четырнадцать, что она хрупкая, он должен был…

Ромэн подал в отставку, не дожидаясь, когда его уволят, и много недель просидел взаперти, заказывая еду на дом и не отвечая на звонки.

Так продолжалось до начала июня, пока не приехали родители. Начали они с того, что открыли все окна. «Не стоило лететь двадцать часов, чтобы проветрить мою квартиру!» – пошутил он сквозь слезы.

Ромэн узнал, что Ребекка Лало отказалась от своих показаний и с него сняли все обвинения, но было поздно. Репутацию Гримальди в Марн-ла-Кокетт не спас бы даже Господь Бог. Он никогда не сможет переступить порог коллежа, ему и багет не удается купить, не покраснев и не пряча лицо.

Ромэну казалось, что на него все смотрят, причем с недоверием.

Стыд терзал его, как стихийное бедствие, хотелось стать невидимым, спрятаться.

Раскаяние Ребекки не принесло облегчения, но еще сильнее удручило. Девочка оказалась сильнее взрослого мужчины, она преподала ему хороший урок. Ромэн впал в опасную апатию. Вставал с постели только для того, чтобы добрести до туалета. В конце концов бывшие коллеги уговорили его лечь в больницу, где ему ставили капельницы, но спасение пришло от психиатра. Профессор сумела разговорить Ромэна, заставила задуматься, почему чувство вины сильно́ настолько, что он хочет умереть.

Он до сих пор считает себя виноватым – нельзя было реагировать подобным образом на инсинуации четырнадцатилетней мерзавки.

Вкус к жизни вернулся, несмотря ни на что. Он начал гулять, снова полюбил ароматы чая и кофе, ел пирожки, катался на велосипеде, слушал музыку, ходил в кино, покупал попкорн и наслаждался фильмами, с вожделением перебирал тома на полках книжного магазина. Ромэн долго не мог решиться сходить в свою школу. Посмотреть в глаза детям, не вспоминая кровь на лице Ребекки.

Он был неопытным администратором, молодым нахалом, уверенным, что его великие гуманистические теории способны помочь подрастающему поколению. Увы…

В Бургундии набирали команду для вновь открывавшегося коллежа, и один коллега сказал: «Ты обожаешь нашу профессию, Ромэн, включи силу воли и прими назначение!»

Он рассказал все это Нине по телефону, и она ответила: «Спасибо, что доверился мне, спасибо, что пришел усыновить Боба».

Ноябрь 2001