Глен вытащил из машины пакет из супермаркета и вручил его Еве, потом поцеловал ее и попрощался с нами обеими. Мы с сестрой молчали, пока машина не скрылась из виду.

Ева с озабоченным видом рассматривала мой лоб, который я перестала перевязывать, так как кожа под многочисленными слоями марли ужасно чесалась. Под слоем мази были видны наложенные швы, а кожа вокруг них воспалилась и покраснела.

– Наверное, останется шрам.

Я хохотнула, и, казалось, этот лающий звук исходил из каких-то темных уголков моего сердца, где прятался страх. И все же мне было радостно, что наши отношения снова налаживаются.

– Да, скорее всего, останется. А что в пакете? – спросила я, вкатывая инвалидное кресло.

– Подарок. Для тебя и Джиджи.

Я остановилась, обошла кресло, встав перед ней, и увидела, как она извлекает из пакета две футболки розового цвета. Одну она вручила мне, и я подняла футболку, чтобы рассмотреть то, что изображено спереди. Края рукавов и воротника были отделаны изумительным белым кружевом, а по подолу синими нитками вышит орнамент в виде волн. На груди красовалась большая надпись, вышитая теми же нитками: «БОЛЬШАЯ ГИЧИ»[1] – прозвище, которое дала мне в детстве Люси, когда мне так хотелось стать членом ее большой негритянской семьи. Мечта так и не сбылась, но прозвище я заработала честно.

Я расхохоталась.

– Какая прелесть! Спасибо тебе.

Ева со смущенным видом подала мне вторую футболку. Я подняла ее и удивилась, какая она маленькая по сравнению с моей. Футболки были абсолютно одинаковые – от кружевной отделки до синей вышивки, но на этой была надпись: «МАЛЕНЬКАЯ ГИЧИ».

– Помнишь, сто лет назад Люси подарила нам футболки с такой надписью? Мне показалось, что будет прикольно, если вы с Джиджи будете бегать по Эдисто в одинаковых майках. А размер я просто вычислила. Твой я, конечно, знаю, но Джиджи видела лишь раз в жизни. Просто вспомнила, какая она маленькая, и прикинула на глаз…

Я прижала футболку к губам, пытаясь заглушить рыдания, которые копились несколько дней – плач по Джиджи, по Самюэлю, по погибшим детишкам, по Хелене, пережившей такие трагические потери. Потом Ева коснулась моей руки, и это прикосновение было словно талисман из прошлого, напоминающий мне, что я больше не одинока. Рыдания словно вырывались из глубины души, и вместе с ними выливалась вся боль, освобождая место чему-то новому и светлому, одновременно опустошая меня и наполняя новыми чувствами. Я опустилась на колени рядом с инвалидным креслом Евы и плакала, а она гладила меня по щеке, убирая волосы с лица и произнося слова, которые когда-то говорила наша мать, когда баюкала нас, чтобы мы поскорее уснули, – теплые слова утешения и поддержки, которые, казалось, бесследно потерялись за прошедшие годы.

Наконец, выплакавшись, я подняла голову и взглянула на сестру опухшими от слез глазами.

– Ведь все будет хорошо, правда?

– Ничего не могу тебе пообещать, кроме того, что всегда буду с тобой.

Она взяла мою руку и сжала. Оглядывая холл с мятыми холстами на стенах и странными темными прямоугольниками на том месте, где когда-то были картины, Ева сказала:

– Глядя на этот дом, мне всегда хотелось знать, как тут внутри. Выглядит довольно… эксцентрично.

Я настороженно улыбнулась.

– Даже не представляешь, до какой степени.

– Она уже проснулась? Я имею в виду Хелену.

Я чуть напряглась.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты так много о ней рассказывала, и я решила, что, пожалуй, пора наконец с ней познакомиться. У меня сегодня боевой настрой.

Я хмыкнула и вытерла нос тыльной стороной ладони.

– Она что-то подозрительно покладистая в последнее время, и это не может меня не беспокоить. Сейчас она отдыхает на веранде. – Я встала и глубоко вздохнула. – Будь с ней поласковей. Ей так много пришлось пережить.

– Ну, наша жизнь тоже не была устлана розами, – спокойно произнесла Ева. Я встала позади нее и покатила инвалидное кресло к веранде.

Хелена сидела в своем кресле, глядя туда, где бухта встречалась с рекой, которая в этом месте широко разливалась, и течение было очень быстрым. На коленях Хелены лежала книга, и телевизор был выключен. На столике я заметила рамку с фотографией Джиджи в балетном костюме, которую явно положили туда лишь недавно. Хелена даже не подняла головы, когда мы появились в комнате.

– Хелена? Мисс Жарка? Я тут кое-кого привела, чтобы познакомить с вами. – Хелена и не думала поворачиваться к нам. – Это моя сестра, Ева.

Ева подъехала к ней поближе.

– Мне так жаль, что с Джиджи произошло несчастье. Мы с мамой каждый день молимся о ней и подали ее имя для молитвы в церкви. – Она одарила пожилую женщину очаровательной улыбкой, которая на всех действовала безотказно. – Я так рада наконец с вами познакомиться, мисс Жарка. Элеонор так много мне о вас рассказывала.

Усилия Евы возымели действие – старушка медленно повернула голову в нашу сторону и принялась молча разглядывать Еву. Я уже было подумала, что сейчас Хелена снова отвернется и просто нас проигнорирует, но тут она произнесла:

– А ваша сестра не намного красивее вас, Элеонор. Только руки у нее изящнее и женственнее.

Ева посмотрела на меня, подняв брови, но я лишь покачала головой, давая ей знать, что не стоит разыгрывать из себя старшую сестру и бросаться на мою защиту. Я была даже рада нападкам Хелены – все лучше, чем если бы она просто сидела, уставившись пустыми глазами в окно, или лежала в постели.

Хелена постучала костлявыми пальцами по подлокотникам кресла.

– Но как же можно с такими крошечными ручками играть на фортепьяно?

– Я вообще не умею на нем играть, – призналась Ева. – Всегда хотела, но на самом деле руки у меня довольно неловкие.

Я уселась на кушетку и смотрела, как Хелена кривит губы.

– Да вы просто не решались играть, чтобы на фоне Элеонор не выглядеть бледно.

Я улыбнулась про себя, удивленная и даже польщенная тем, что Хелена приняла мою сторону.

Ева рассмеялась.

– О, она столько вещей в жизни делала лучше меня, что одной или двумя больше уже не имело значения.

Тут в комнату вошла Тери Уэбер. Лицо ее казалось сильно утомленным – сказывались усталость и нервное напряжение от всего того, что мы пережили после несчастного случая.

– Могу я предложить какие-нибудь напитки? Может быть, чай со льдом? Я испекла печенье с шоколадной крошкой. То самое, которое так любит Джиджи.