Легкий как перышко - Зои Аарсен

Сейчас, вспоминая вечеринку в честь дня рождения Оливии Ричмонд, я понимаю, что мои первоначальные ожидания были настолько наивными, что их можно было бы даже назвать жалкими. Шла вторая неделя одиннадцатого класса старшей школы. До Осеннего бала оставалась неделя, поэтому больше всего я беспокоилась о том, пригласит ли меня на танцы какой-нибудь симпатичный парень.

Вайолет предложила сыграть в очень простую на первый взгляд игру. Не нужно заучивать правила, раздавать карты или разделяться на команды.

Только вот она не упомянула, что победителем в ее игре всегда становится она сама.

А также о том, что участие в игре может стоить жизни.

– Хм, ты не говорила, что Генри приедет домой на выходные, – упрекнула Кэндис Оливию, прервав ее монолог о поисках идеального платья для Осеннего бала.

Охота за ним началась еще летом – тогда у Оливии уже сложился определенный образ. Мы все без труда могли его себе представить: за время похода в торговый центр Оливия дважды в ярких деталях описала предполагаемый наряд. Платье мечты должно было быть цвета ванильной глазури: не настолько желтое, чтобы быть летним, не настолько белое, чтобы походить на платье невесты, и куда менее официальное, чем платье на выпускной. Подошел бы цвет экрю, яичной скорлупы, или любой другой подобный оттенок, который подчеркнул бы эффектный загар Оливии, заработанный ежеутренней греблей в летнем лагере в Канаде. Мои ежедневные пробежки под палящим солнцем Флориды не принесли мне такого темного цвета кожи.

Мы шли к дому Ричмондов от автобусной остановки, расположенной в паре кварталов от него. Мы планировали переночевать у Оливии, чтобы отпраздновать ее день рождения. Лямка моей сумки больно впивалась в плечо: пришлось все необходимые для вечеринки вещи взять с собой в школу, а потом и в торговый центр.

Стояла первая неделя сентября. Хотя я знала Оливию, Мишу и Кэндис всю жизнь, общаться с ними я начала только в этом семестре. Меня ни за что не пригласили бы на вечеринку в честь дня рождения кого-то из них в девятом или десятом классах. Я понимала, что возможность вхождения в их компанию (как и последовавшую за этим новообретенную популярность) дала мне произошедшая со мной за лето метаморфоза. Я еще только осваивалась в новом кругу и привыкала ко вниманию парней, которые раньше на меня и не взглянули бы.

Оливии позже всех из нас исполнялось шестнадцать – и ни у кого из нас в тот сентябрь еще не было собственной машины. Миша делила авто со старшей сестрой, которая, казалось, ее постоянно использовала. Разведенные родители Кэндис не разрешали ей садиться за руль, пока она не покажет им в табеле оценки получше. Это был тот редчайший случай, когда ее мама и папа сходились во мнениях. Ехать домой на автобусе не очень хотелось – но так мы меньше походили на «ботаников», чем если бы кто-то из родителей забирал нас из торгового центра на машине.

В тот день у нас было хорошее настроение: мы выпили сладкого кофе латте, потратили деньги родителей на сережки и книжки в мягких обложках – просто ради того, чтобы принести что-то новое домой к Оливии. Странно было бы уходить из торгового центра с пустыми руками – это казалось бы пустой тратой времени. Я купила себе сережки-подвески. Мне показалось, что они будут классно смотреться на Осенних танцах, если кто-то из парней все-таки пригласит меня.

Оливия бросила взгляд в сторону своего дома в конце квартала: это на его подъездной дорожке Кэндис заметила синий пикап Генри. Оливия сморщила свой ангельский носик и уперла руку в бок, словно возражая против присутствия старшего брата в их трехэтажном доме.

– Хм, я не знала, что он приедет, – заметила Оливия.

– Кто такой Генри?

Вайолет Симмонс была в городе новенькой. Только девушка, переехавшая в Уиллоу этим летом, могла не знать, кто такой Генри Ричмонд.

– Мой брат, – сообщила ей Оливия с отвращением в голосе.

– Ее ужасно симпатичный брат, – добавила Кэндис. Ее грудь была пышной, а голос – басовито-грудным. Ее фамилия была причиной, почему каждый человек в классе смеялся, когда заменяющий учитель зачитывал список и объявлял ее как «Коттон, Кэнди»[1]. Она не была такой красивой, как Оливия, но издалека – если солнце освещало ее под удачным углом и если потом прищуриться – походила на модель. В течение первых двух недель пребывания в круге общения Оливии я постоянно удивлялась произносимым низким грудным голосом мыслям и замечаниям Кэндис. Например, она предполагала, что мистер Тиррелл, учитель биологии, хорошо целуется. В конце десятого класса (в те времена, когда я еще была прежней версией МакКенны) ее отстранили от занятий на три дня после того, как тренер Хайленд во время физкультуры поймал ее под трибунами с Айзеком Джонстоном. Кэндис высказывала вслух все то, что было у нее на уме, и, хотя она казалась мне «прикольной», я все же ее немного опасалась. Скорее всего, она все дни напролет думала лишь о том, как бы поразвлечься с парнями.

– Ты невыносима, Кэндис, – закатила глаза Оливия.

Но не только Кэндис считала Генри симпатичным. Я сама была влюблена в него примерно со второго класса, когда в нашем маленьком городе еще существовала традиция приглашать всех учеников младшей школы на дни рождения.

Генри был на два года старше Оливии и недавно пошел в колледж в Нортвестерн. Он изучал социологию, а после окончания собирался заняться юриспруденцией. Я знала об этом, потому что выучила подписи ко всем его фотографиям в ежегодных школьных альбомах. В прошлом году Генри уже был выпускником, его приняли в Нортвестерн с хорошей стипендией, а я оставалась непримечательной десятиклассницей. Скорее всего, он ни разу не взглянул в мою сторону – даже когда наши пути пересекались в школьных коридорах. Если бы он и заметил меня, то вряд ли бы связал с той пухлощекой второклассницей, которая сидела за обеденным столом его родителей и пела при свете свечей «С днем рождения, Оливия», когда той исполнилось восемь.

– Мне кажется, это мило! Он вернулся домой на твой день рождения, – сказала Миша.

Она была полной противоположностью Кэндис. Маленькая и гибкая, Миша была школьной звездой по гимнастике. У нее были идеально прямые густые, тяжелые и блестящие каштановые волосы, достающие до талии. Она выбирала слова осторожно и была остра на язык – но за две недели нашего знакомства я поняла, что ее глаза скрывали целый океан мыслей.