При наличии перечисленных выходов сражение, которым Людендорф рядом с Гинденбургом командовал с 26 по 31 августа по плану ША-8, только с виду казалось «рискованным предприятием»[1035]; знание русских оперативных планов, использование новых, неожиданных факторов с большой вероятностью обещали успех. Само название «сражение при Танненберге» уже неверно с географической точки зрения[1036], а его обманчивая картина, нарисованная обоими полководцами, придала ему не слишком соответствующие реальности масштабы, причем оценка Людендорфа («одно из самых блестящих сражений в мировой истории»[1037]) сильнее всего сбила с толку немецких военных историков[1038]. Непосредственный очевидец событий Макс Хоффман обратил внимание на то, что «редко о какой-либо битве рассказывают столько сказок, как о Танненберге»[1039]. Хоффман ставил победу в заслугу начальнику штаба в последнюю очередь и доказал, что немногие собственные решения Людендорфа, если бы корпусные командиры им последовали, привели бы к безответственным жертвам среди германских войск. «Самую главную заслугу» он видел не столько в достижениях 8-й армии, сколько в ошибках и упущениях противника. В этом суждении Хоффман сходился с русским историком и участником битвы, генералом от инфантерии А. М. Зайончковским, который отстаивал точку зрения, что победу немцам принесло не искусство командующих 8-й армией, Гинденбурга с Людендорфом, — им достаточно было вечером 27 августа отдать приказ об окружении русских войск и больше ничего не делать[1040].

1-я и 2-я армии русского Северо-Западного фронта вступали в сражение в неблагоприятных условиях[1041]. В соответствии с коалиционными соглашениями русская 1-я (т. н. Виленская или Неманская) армия под командованием генерала от кавалерии Ренненкампфа примерно в середине российского мобилизационного периода, 17 августа 1914 г., перешла границу с Восточной Пруссией на фронте шириной 70 км и вступила на германскую территорию: по три армейских корпуса впереди и в центре, по одному кавалерийскому корпусу на флангах. Она была укомплектована не полностью, не имела ни резервов, ни надежного снабжения. После первых кровопролитных, но успешных боев (например, 17 августа при Шталлупёнене с германским I армейским корпусом генерал-лейтенанта фон Франсуа) 19 августа она встретилась в районе Гумбиннена с главными силами германской 8-й армии и в сражении при Гумбиннене (20 августа) начисто разгромила ее самый сильный XVII корпус под командованием генерала фон Маккензена и добилась громкой стратегической победы. 8-я армия, не выдержав натиска численно превосходящих русских и понеся большие потери, стала отступать под прикрытием кавалерии. При обычных обстоятельствах 1-я армия немедленно пустилась бы преследовать противника, чтобы добить его окончательно. Но Ренненкампф дал измотанным войскам передохнуть 36–48 часов до первой половины дня 23 августа, а затем последовал распоряжению главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Жилинского двигаться на запад в направлении Кёнигсберга, где, как предполагалось, будет сосредоточена основная часть бегущих немецких войск.

Русской 2-й армии надлежало преградить дорогу к Висле остальным частям 8-й армии и, охватив, разгромить их. 2-я (т. н. Варшавская или Наревская) армия под командованием генерала Самсонова после тяжелого 250-километрового марша с юга, по сильной жаре, без достаточного провианта и без снабжения, 19 августа с линии Гродно — Осовец — Ломжа — Остроленка в сильной спешке перешла границу на фронте шириной 200 км между Августово, Граево и Хоржеле с целью продвинуться на север в направлении Лётцен — Ортенсбург — Пассенхайм, нанести главный удар от Мазурских озер на запад, разбить действующего в районе озер неприятеля и отрезать ему путь к бегству на Вислу. Командующего неожиданно вызвали из Туркестана и поставили во главе армии, которую он не знал. В результате поспешной мобилизации численность 2-й армии, в мирное время составлявшая 347 тыс. чел., в военное время сократилась почти до 200 тыс. чел., из них один корпус отдали в Варшаву, а поле действий другого ограничили районом Уздау. Тем не менее величина ее оставалась впечатляющей и 20 августа заставила командование германской 8-й армии, потрясенное разгромом у Гумбиннена, на некоторое время всерьез задуматься о тактическом отступлении за линию Вислы.

Передышка 1-й армии и взятое ею направление на Кёнигсберг позволили полководческому дуэту Гинденбурга с Людендорфом собрать рассеянные войска с помощью отличной немецкой железнодорожной сети в Восточной Пруссии, пополнить их частями резерва и ландвера из крепостей и перегруппировать для концентрического наступления на приближающуюся 2-ю армию. Против 1-й армии они оставили реденький заслон из потрепанной в предыдущих боях кавалерии. 26 августа, в день, который Гинденбург и Людендорф наметили для начала атаки, 13 германских пехотных дивизий, усиленные кавалерией и артиллерией, стояли на выгодных позициях против 9 дивизий русской 2-й армии. Последняя была плохо оборудована техникой связи[1042]: она располагала всего 25 телефонами и несколькими телеграфными аппаратами Морзе, а также одним аппаратом Хьюза, печатавшим 1200 слов в час, который вскоре отказал[1043]. Для установления проволочной связи телеграфной роте армии выделили не больше 80 км кабеля. Простейший ключ для шифрования радиопереговоров легко поддавался расшифровке, центральному XIII армейскому корпусу (генерал Клюев) шифра вообще не дали. Всему этому сопутствовали злосчастные, так и не получившие однозначного объяснения обстоятельства: Самсонов не имел связи с Ренненкампфом, радиоконтакт обоих военачальников со Ставкой оборвался[1044], радиосвязь отдельных корпусов с командованием армии работала нестабильно, а потом совсем пропала и т. д. У Самсонова осталась только связь с главнокомандующим Северо-Западным фронтом, но она лишь приносила ему один за другим неприятные сюрпризы и молчала, когда он просил помощи[1045].