О том, что в разрастающейся и все более уверенной в себе параллельной вселенной русской Варшавы вполне можно было устроиться с полным душевным комфортом, свидетельствовали и русскоязычные путеводители той эпохи. Таких руководств для гостей города стало все больше публиковаться в Варшаве на рубеже веков – они удовлетворяли возросший спрос со стороны коммивояжеров, студентов и отпускников, во все возрастающем количестве устремлявшихся в столицу Царства Польского. В большинстве случаев авторами и издателями этих руководств выступали местные русские жители611, рисовавшие в них такой портрет города, который отражал топографическую иерархию именно русской Варшавы, тогда как польский характер мегаполиса оказывался в значительной мере скрыт, еврейский же – скрыт почти полностью. Панорама представленных зданий, площадей или памятников была идентична почти во всех изданиях – это свидетельствует о том, что русская топография Варшавы уже представляла собой прочно сложившуюся «ментальную карту».

В качестве мест, достойных особого внимания, путешественнику подавались прежде всего присутственные здания, православные церкви и русские памятники. Королевский замок как резиденция генерал-губернатора, дворец наместника как резиденция его канцелярии, дворцовый комплекс на Саксонской площади, занятый штабом Варшавского военного округа, ратуша как место деятельности президента города и обер-полицмейстера, а также дворец в Лазенках, используемый царем во время визитов в Варшаву, репрезентировали центры светской власти. С ними соседствовали описания православных церквей, таких как Свято-Троицкий собор, строящийся Александро-Невский или церковь Марии Магдалины на правом берегу Вислы, в Праге.

Эта панорама дополнялась русской мужской гимназией во дворце Сташица, который в начале 1890‐х годов был подвергнут дорогостоящей реконструкции, как уже упоминалось, в «русском» стиле. Центральные улицы, на которые направлял фланера путеводитель, были обозначены русскими названиями: Владимирская, Александровская, Константиновская, графа Коцебу, Александровский мост и Александровский сад, названный в честь Александра I. Новый Свят путеводители расхваливали прежде всего за его русские книжные магазины и русские клубы или за то, что он напоминал родные улицы Внутренней России: в одном из путеводителей он был назван «местным Невским проспектом»612.

В символической топографии, с которой знакомили гостей города эти описания Варшавы, доминировала русско-имперская тематика. Так, в качестве мест, достойных посещения, прежде всего упоминались памятник князю Паскевичу – царскому генералу и наместнику – или обелиск в честь тех павших в 1830–1831 годах жителей края, что были верны царю, а также бюсты Екатерины II и Александра I. То же самое касалось и городских кладбищ: путешественника направляли на крошечное православное кладбище на западной окраине Варшавы, в то время как католическое Повонзковское кладбище с его роскошными семейными склепами едва упоминалось613.

Путеводители представляли площади, здания и памятники, с которыми русские авторы себя идентифицировали, и этот принцип не нарушался тем, что сюда же бывали включены и некоторые места, обозначенные как польские: в то время как большое еврейское население Варшавы эта литература почти полностью скрывала от взора читателя, несколько заметных польских культурных объектов вполне могли быть интегрированы в портрет города. Особенно рекомендовались для посещения Старый город вокруг Старого рынка, Уяздовские аллеи, оперный театр или колонна Сигизмунда, памятник Копернику, а после 1897 года – также статуя Адама Мицкевича. Эти упоминания точек польской культуры в Варшаве не меняли фундаментальной топографической иерархии. Так, в путеводителе Николая Акаемова, вышедшем в 1902 году, главное место на фотографии Уяздовского публичного парка занимали купола в древнерусском стиле, принадлежащие располагавшейся по соседству православной церкви Литовского лейб-гвардии полка614. Иерархизация была осуществлена и при сравнении «старых» и «новых» районов города. Например, в путеводителе подчеркивался контраст между двумя районами: один, населенный в основном русскими, – между Иерусалимскими аллеями и улицей Мокотовской; другой – Старый город. Первый характеризовался, согласно Акаемову, широкими, прямыми улицами с представительными зданиями; здесь жило множество русских, ценивших порядок, хороший воздух и комфортабельные жилища. Последний же, наоборот, отличался своими узкими извилистыми улочками; дворы там грязные, подчеркивал автор путеводителя, а вредные миазмы, тесные темные коридоры и переполненные квартиры, в которых обитает по нескольку семей, создают нездоровые условия жизни в этом районе615. То был мир Других – католиков и евреев, ассоциируемый с грязью, нечистотами и зловонием.

Показательно в этой связи и то, что ни в одном из путеводителей не содержится более или менее подробного описания самого роскошного бульвара Варшавы, каким на рубеже веков была улица Маршалковская. Она не соответствовала тому образу города, который стремились представить гостям столицы Привислинского края авторы путеводителей, – образу города, чья история, может быть, и была польской, но современность – принадлежала русским. Такой образ был плодом сужения угла обзора, которое сознательно осуществлялось местной русской общиной. Это становится особенно очевидно при сравнении путеводителей, опубликованных в Варшаве, с описанием того же самого города, но выполненным человеком, смотревшим на него извне. В 1907 году было опубликовано русское издание путеводителя из знаменитой германской серии «Бедекер», посвященного городу на Висле. Автором его был широко известный путешественник и очеркист Григорий Москвич. Он изобразил Варшаву совсем иначе: маршруты предлагаемых им прогулок проходили по всем районам города. Москвич описал множество его польских или еврейских мест и зданий, не выстраивая отчетливой их иерархии. Наоборот, он неоднократно подчеркивал, что самое захватывающее в Варшаве – это именно не русский, а скорее «европейский» ее характер. В глазах этого журналиста, прибывшего в Варшаву из Пятигорска, ее характерными особенностями были национальная и конфессиональная пестрота и «западный» дух. От доминирования же «русского элемента» в портрете мегаполиса, нарисованном Москвичом, осталось немного616.

Однако для патриотически настроенных поляков этот «Бедекер», был тем не менее провокацией, потому что в нем Варшава, несмотря на всю свою «европейскость», описывалась как бесспорно неотъемлемая часть Российской империи. Это резко контрастировало с тем, как рисовали город польские путеводители того времени: в них подчеркивался именно прежний статус Варшавы в качестве польской столицы, а все самое главное в ней ассоциировалось прежде всего с эпохами до разделов, в то время как связь с российским имперским контекстом была почти полностью скрыта. Так, Станислав Тугутт в своей статье о Саксонской площади основное внимание сосредоточил на истории возведенного Августом II дворца и даже не упомянул названия Александро-Невского собора – стоявшего там же и почти достроенного на момент выхода путеводителя в свет (1912 год). В целом этот путеводитель сообщал мало хорошего о периоде российского господства: только в первые его годы, писал автор, когда Царство Польское еще было в значительной степени автономно, строились здания, которые «на нашей почве могут показаться несколько искусственными и неуклюжими, однако нельзя не признать, что им присущи весомость и монументальность». Ни о чем подобном в период после Январского восстания, к сожалению, не было и речи, продолжал Тугутт: теперь в Варшаве преобладают «некрасивые дома, банальные общественные здания и бесцветные, невыразительные церкви»617. С такой точки зрения Варшава под русским владычеством могла быть описана только как история упадка; имперский контекст либо оставался неназванным, либо упоминался в связи с исключительно негативным его влиянием. Часть городского мира Варшавы, населенная русскими и православными людьми, в этом путеводителе оставалась просто скрытой от глаз читателя618.