Саваоф Теодорович, одной рукой придерживая девушку за щиколотку, резко дернул осколок, и Ева зашипела от боли. Вдруг ей вспомнился сон. Она вспомнила, с какой яростью во сне Саваоф Теодорович вбивал в то же место, где сейчас был осколок, гвоздь, и ей стало страшно. Она испуганно посмотрела на Саваофа Теодоровича, и он заметил в ней эту перемену.

— Что-то не так?

— Да нет… Всё нормально… — Ева искоса посмотрела на Саваофа Теодоровича, перевязывающего ей ногу, и окончательно успокоилась: то был всего лишь сон, очередной кошмар, который никак не связан с реальной жизнью.

— Тогда обхвати меня рукой за шею, — сказал Саваоф Теодорович, когда закончил с перевязкой.

— Зачем?

— Обхвати, говорю.

Ева сделала, как он просил, и Саваоф Теодорович легко поднял её на руки, отчего девушка испуганно взвизгнула.

— Ты что, Савва! — она впервые обратилась к нему по имени, но даже не заметила этого от страха. — Я сама дойду, поставь меня на место!

— Ты лишишь меня такой прекрасной возможности поносить тебя на руках? Жестокая, — усмехнулся Саваоф Теодорович и направился в сторону парка.

Дорога пошла сильно в гору, однако мужчина нисколько не замедлился. Вообще, глядя на него, складывалось впечатление, что ему совсем не тяжело, будто он несёт не человека, а гипсовую фигуру, к тому же полую внутри.

— Когда ты приехал? — спросила Ева, когда они вошли под прохладную тень парка. Солнце пробивалось сквозь плотную листву частыми мелкими пятнами и делало дорожку похожей на шкуру леопарда.

— Буквально сегодня утром. Как разложил вещи, сразу направился в больницу, а там сказали, что ты ещё рано утром куда-то ушла. Вариантов, куда ты могла пойти, не так уж и много, и, как видишь, я не прогадал.

— Это правда. Ада с тобой?

— Да, осталась вместе с Марией и Ранелем.

— Они тоже здесь?

— Конечно. Не знаю, знаешь ты или нет, но у меня традиция отдыхать в Крыму. Правда, обычно я отдыхаю не в этом месте, но ради тебя решил немного сменить локацию.

— И Мария с Ранелом тоже?

— Конечно! И Мария, и Ранель, и Бесовцев — все на месте.

— И что же они здесь забыли?

Саваоф Теодорович склонил голову на бок, будто задумался.

— Я их не звал.

— И ты не имеешь к этому никакого отношения?

— Совершенно верно. Раз ты мне не веришь, могу подтвердить свои слова: Мария и Ранель как раз приезжают сюда в начале июня, а я перенёс своё время и место отдыха, поэтому так совпало.

— А по-моему, ты разучился врать.

— Это я ещё не старался тебя обмануть.

— В самом деле? И поездку в Ялту ты тоже не планировал?

— Не планировал.

— Именно поэтому ты так легко смог перенести время своего отпуска и отказаться от дел ради меня?

— Это всё сила любви, дорогая.

— Да неужели?

— А то! Никакого азарта и желания над кем-то посмеяться не хватит, чтобы заставить меня по щелчку пальцев перекроить все свои планы ради единственного человека, — кажется, Саваоф Теодорович случайно сказал больше, чем хотел бы, потому что его взгляд как-то вдруг потускнел: он серьезно задумался над собственными словами. До этого момента ему казалось, что он управляет ситуацией: что каждое слово, сказанное им как бы случайно, на самом деле является профессиональной актерской игрой, и что в любой момент он сможет показать своё настоящее лицо… Но собственная последняя фраза выбила его из колеи: правда, которая случайно вырвалась из него,

оказалась слишком правдивой и натуральной даже для него. А он такого не ожидал.

— Савва, поставь меня — тебе же тяжело… — снова подала голос Ева, когда дорога стала уж совсем крутая.

— Совсем нет, — ответил Саваоф Теодорович, оправившись от странных мыслей, набежавших в его голову, и лукаво заглянул ей в глаза. — Признавать своё поражение — вот это, да, тяжело, а ты лёгкая, как пёрышко, да и я, поверь, не обделен силой.

Повисла небольшая пауза.

— А ты бы смог пробить кость гвоздем?

Ева не знала, зачем это спросила: как-то само вырвалось. Саваоф Теодорович остановился и внимательно посмотрел ей в глаза потемневшим взглядом. Ева подумала, что он разозлился и сейчас скажет ей идти самой, но он вдруг почему-то довольно улыбнулся и пошёл дальше.

— Смог бы.

Наверное, подобная реакция воспринялась Евой как зелёный свет, потому что она, немного помолчав, снова спросила:

— А смог бы признать своё поражение?

На этот раз Саваоф Теодорович не остановился, только немного замедлил шаг и снова посмотрел на Еву. Он ласково обвёл взглядом черты её лица, прошёлся по носу, губам, скулам и, наконец, остановился на глазах. Ева не знала, что было у него в тот момент в мыслях, но в тёмных оливах зрачков она вдруг увидела такую большую, необъятную любовь, что ей на мгновение стало страшно: такую любовь не может испытывать человек.

— Перед тобой — да.

— А перед другими?

— А перед другими — нет. Только если ты попросишь.

— Но я не буду тебя мучить. Если тебе тяжело…

— Ради тебя я действительно перекроил все свои планы… — как-то отречённо сказал Саваоф Теодорович, рассматривая Еву, будто впервые её увидел. — Раньше я бы никогда и ни для кого такого не сделал, — продолжил он в пустоту. — А значит, сейчас я могу сделать ради тебя всё что угодно.

Где-то ещё час Саваоф Теодорович нёс на руках Еву, будто нарочно выбирая путь подлиннее, прежде чем показалось белое здание больницы. Они разговаривали ни о чём: Ева рассказала ему, что вспомнила за это время, а Саваоф Теодорович припомнил ей, что она как-то сказала ему, что не была раньше Крыму, и, получается, обманула его… Они много о чём говорили. Всю дорогу Ева слушала, как стучит его огромное сердце: оно билось так сильно и часто, что, кажется, с лёгкостью могло вдребезги разбить широкую грудную клетку, в которую было заперто. Ева не знала, что до этого оно так не билось. Вообще не билось.

*Эвр — бог восточного ветра в древнегреческой мифологии.

Глава 27. Тополиные пухи

— Вы покидаете меня, о прекрасная? — спросил Саваоф Теодорович Еву, когда они остановились около входа в больницу Николая Чудотворца.

— Скорее Вы меня, — ответила Ева, прикрывая одной рукой глаза от яркого слепящего солнца. Время близилось к полудню, и на улице становилось жарко.

— И когда же я снова смогу Вас увидеть?

— Не знаю насчёт сегодня… Может быть, завтра. Не думаю, что моя нога заживёт быстро.

— Так это значит, что судьба подарила мне шанс носить Вас на руках по крайней мере ближайшие две