— Как тебя зовут-то?

— Eвa. A Bac?

— Николай.

— Очень приятно.

— Да уж, конечно. И сколько лет ты в этой больнице, Ева?

— Говорят, три года.

— Почему «говорят»? Ты не помнишь?

— Бывает, некоторые жизненные отрезки у меня путаются или вообще стираются из памяти.

— Три года — это не так уж и многo.

— Немного, но галлюцинации у меня и раньше были. Всегда, если быть точной. Когда болезнь стала прогрессировать, положили сюда. А Вы спасатель, да?

— Можно и так сказать, — усмехнулся мужчина, слегка поворачивая штурвал из стороны в сторону. — Ловлю по ночам рыбу и вот таких вот любителей теряться в море.

— А днём?

Мужчина устало вздохнул.

— А днём творю чудеса.

Остальной путь до берега прошёл в спокойном молчании. Ева не придумала, что можно спросить у новоиспеченного знакомого, а Николай либо тоже не знал, о чём ещё можно поинтересоваться у спасённой им девушки, либо специально старался не мешать размышлениям Евы, — так или иначе, до берега они молчали.

Когда лодка наконец тяжело шаркнула о дно, Ева легко спрыгнула в воду и на шатающихся от усталости ногах зашагала по гальке. Приятный морской бриз вылетел откуда-то из-за узких кипарисовых крон и зарылся у неё в волосах — очевидно, он был рад её возвращению.

— Приплыли, как говорится, — пошутил Николай, хлюпая следом за девушкой: он решил проводить её до самой больницы и передать точно в руки врачей, чтобы она нигде не потерялась в саду. До уха Евы долетела приглушённая шелестом волн трель соловья; кажется, начинало светать.

— Ева, — окликнул её Николай перед самым входом в парк. Он осторожно взял в руки её лицо и внимательно посмотрел в ясные голубые глаза, словно пытался что-то найти в них. — Ты ведь хочешь жить, верно?

— Конечно, — ответила она, не совсем понимая, почему он спрашивает.

— Я не люблю утопленников, — зачем-то сказал Николай и тут же разозлился на себя за это. — Ты правильно сказала, что я спасатель, думаю, сама понимаешь, почему они мне не нравятся. Но обещаю, я выполню твою просьбу, если через год ты не вылечишься. А ты вылечишься. Обязательно.

— Надеюсь, — грустно улыбнулась Ева. Ей не хотелось расстраивать человека, который искренне старался ей помочь, однако и давать ложную надежду тоже.

— Быть может, этот эпизод сотрётся из твой памяти — да, скорее всего, так и будет. Но что-нибудь да останется. Запомни вот что: море, сад и маленький белый кораблик с острым парусом. Запечатли в памяти, как картину. Запомни соловья и его песню, напоминающую звук скрипки… А остальное само будет, обещаю.

Прошел один месяц, два, три. Почти каждый день Ева приходила в сад, слушала соловья и наблюдала за неспешно ползущим вдоль горизонта белым парусом — она знала, кому он принадлежит. К величайшей радости Евы, слова Николая оказались пророческими, и после того случая она медленно, но верно пошла на поправку. Потом настала осень, а вместе с ней октябрь: облетели в саду немногочисленные листья, потускнела и пожухла вечнозеленая хвоя, улетел в тёплые края соловей, и белый кораблик теперь реже выходил в открытое море. Однажды после такой прогулки Ева серьёзно заболела: ей диагностировали воспаление лёгких и долгое время не выпускали за пределы больницы. А когда она пришла в себя, воспалённый ум убрал все воспоминания о той ночной встрече с Николаем как можно дальше, как иногда убирают ненужные вещи на чердак и благополучно про них забывают. Как и предполагал Николай, Ева его забыла, не забыла только море, парус и сад.

***

Ева опустилась на колени, позволив осмелевшим волнам полностью захватить её в свой плен, и схватилась руками за голову. Сколько ещё важных воспоминаний, связанных с этим местом, заблокировано у неё в голове, потеряно где-то в уголках памяти? Ева боялась предположить.

Солнце взобралось уже довольно высоко на бело-голубое небо и теперь смотрело на берег и море откуда-то свысока. Ева просидела в воде довольно долго, погрузившись в воспоминания, пока не почувствовала, что замерзла, потому что море в начале июня всё-таки ещё не прогрелось. Наконец очнувшись, она медленно встала и побрела обратно в сторону больницы, где её, скорее всего, уже обыскались — про себя Ева отметила, что не так уж и хорошо за ней следили, раз ей так часто и так легко удавалось уходить за пределы больничной территории. И как Шут до сих пор не сбежал? Может быть, это правда, что её внутренние демоны открывают перед ней двери? По крайней мере, Шут не страдал шизофренией, и сбегать у него так же не получалось.

Ева пошла по раскалённой плитке пустынной набережной, неся в руках мокрые сандалии и прикрывая от солнца глаза рукой. Почему-то эта часть парка не пользовалась популярностью, хотя Ева искренне не понимала, почему, ведь в её понимании не было ничего лучше дикого пляжа, кипарисо-можжевеловой рощи и длинной береговой линии, упирающейся прямо в большую гору. С другой стороны, больница — это всё-таки не курорт, и то, что людей здесь совсем не было, Еве тоже нравилось.

Задумавшись, девушка совершенно перестала смотреть себе под ноги, а потому громко вскрикнула от боли и неожиданности, когда что-то острое впилось ей в ногу. Ну конечно, осколок стекла. Ева совсем забыла о том, что, когда ходишь босиком, особенно на набережных, нужно быть предельно осторожным, и теперь ругала себя за невнимательность. Порез был приличным: кровь небольшой лужицей растеклась по плитке, и большой прозрачный осколок окрасился в бордовый цвет, почти слившись с ногой. Ева медленно опустилась на землю и попыталась вытащить осколок, но это оказалось не так уж и просто сделать. Девушка подняла голову и оценив, сколько ей идти вверх по горе до больницы, застонала от обиды: это будет сложно.

— Ева? — знакомый голос прозвучал откуда-то из-за деревьев, и девушка чуть не заплакала от радости, ведь идти с раненой ногой с кем-то гораздо лучше, чем в одиночку.

— Саваоф Теодорович! — крикнула она и помахала мужчине рукой. Тот поспешил к ней и опустился рядом на одно колено.

— Меня не было каких-то пару дней, что случилось?

Сейчас Еве было совершенно всё равно, как он нашёл её, она лишь хотела оказаться в своей палате, желательно в постели.

— Порезалась осколком по неосторожности. Поможешь дойти до больницы? — спросила она, пытаясь вытащить кусок стекла из раны.

— Что за вопрос? Но сначала надо хоть как-нибудь обработать рану.

— У тебя с собой есть перекись водорода?

— Нет, но у меня есть лишний носовой платок, который можно использовать в качестве бинта. А сейчас