chitay-knigi.com » Разная литература » Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - Рикарда Вульпиус

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 225
Перейти на страницу:
калмыков длился с 1724 по 1762 год, а у казахов Младшего жуза с 1749 по 1785 год, ставилась цель, с одной стороны, расширить всеподавляющее российское влияние, а с другой стороны, ослабить позицию хана внутри его этнической группы до такой степени, чтобы необходимость в самой должности постепенно отпадала.

Третий этап предусматривал трансформацию политических институтов коренных народов вплоть до самовольной отмены власти хана (у калмыков с 1762 по 1771 год, у казахов Младшего жуза с 1790 по 1822–1824 годы). В то время как политика большинства российских акторов основывалась на том, чтобы, исходя из применения метода кнута и пряника, постоянно сопровождать свои цели угрозами или применением насилия в виде произвольных военных преследований, Екатерина II в 1784 году внесла временное изменение, назначив О. А. Игельстрома новым оренбургским губернатором.

Как и его предшественники, Игельстром также воспринял идеи Просвещения и проводил различие между цивилизованными и нецивилизованными этническими группами. Но, в отличие от них (за исключением губернатора Дмитрия Волкова, который совсем недолго пробыл на своем посту), Игельстром придерживался позиции, что политика в отношении казахов может успешно привести их к цивилизации (по российскому образцу) только в том случае, если вместо применения силы она будет основываться на добровольности, соучастии и силе убеждения. Его усилия потерпели крах из‐за внутреннего противоречия между стремлением, с одной стороны, навязать трансформацию местных властных структур в патерналистской манере, и, с другой стороны, требованием от коренных народов участия в принятии решений и личной ответственности[1442].

Аналогичное противоречие лежало и в основе уставов 1822 и 1824 годов, разработанных генерал-губернатором Сибири графом М. М. Сперанским и оренбургским военным губернатором П. К. Эссеном. Как интеллектуальные последователи Игельстрома, они также стремились к тому, чтобы уже не только рассматривать казахов в качестве объектов, но и гарантировать им статус субъекта, впервые сформулировав индивидуальные права и обязанности. Но в то же время, самовольно отменив власть хана в Среднем и Младшем жузах, они пренебрегли казахскими интересами и в колониальной манере положили конец центральному политическому институту казахов после почти 350-летней истории[1443].

Кроме того, введение правовой категории инородцев препятствовало стремлению унифицировать население империи. Новая категория, которая де-факто ориентировалась на такие критерии, как нерусское происхождение и нехристианская религия людей, находящихся в совершенно различных экономических и социальных укладах жизни, противостояла запланированному процессу, в конце которого должно было стоять единообразно оформленное и разделенное только по социальному положению подданство. Эта категория зафиксировала с юридической точки зрения разницу, которая, в сущности, должна была исчезнуть благодаря политике аккультурации. Несмотря на этот парадокс, типичный для миссии цивилизирования в рамках европейской колониальной политики, новую категорию можно рассматривать как логичное следствие политики предыдущего века.

Однако сравнение российской политики в отношении калмыков, с одной стороны, и казахов, с другой, также выявило различие: если «цивилизирование» калмыков (помимо усилий в Ставрополе) играло второстепенную роль в лишении их политической власти и в их инкорпорации, то в политике по отношению к казахам с середины XVIII века оно приобрело важное значение. Это различие можно объяснить прежде всего разницей российских интересов к этническим группам. Но и в случае с казахами «цивилизирование» оставалось для администрации лишь одной из ряда целей. Оно должно было послужить инструментом, чтобы более эффективно утвердить российские притязания на власть. В отличие от XIX века, стремление к цивилизированию еще не было стилизовано под единственное обоснование политического проникновения и лишения власти.

Если задаться вопросом об итогах российской политики, направленной на трансформацию политических структур коренных народов и их замену российскими институтами, то возможны две точки зрения. С одной стороны, с точки зрения администрации можно было говорить о большом успехе. Как калмыки, так и казахи Младшего и Среднего жузов после длительного российского воздействия больше не могли противостоять распаду их политических институтов. Косвенное господство постепенно разрушалось и превращалось в прямое. Кроме того, царская администрация — прежде всего в случае с казахами Младшего жуза — доказала свою способность идти к поставленным целям в течение очень долгого времени. Хотя трансформация казахских структур была задумана уже вскоре после «вступления» их лидеров в российское подданство, между назначением хана «царской милостью» (1749) и упразднением ханской должности (1824) прошло три четверти века. Кроме того, российские имперские акторы демонстрировали большую стойкость, умело и гибко реагируя на кризисы и сопротивление коренного населения уступками, например, по отношению к калмыкам в ходе подавления башкирских восстаний в 1730‐х годах и к казахам Малого жуза в связи с восстанием Пугачева в 1770‐х годах.

С другой стороны, общая картина содержит отчетливо иные оттенки. Исход калмыков вследствие российской политики стал травматическим опытом не только для самой этнической группы. Для российской державы это также был большой провал и огромная потеря подданных. Казахов Младшего жуза отъем их пастбищ для строительства укрепленных линий и продолжение российской колонизации привели к резкому обнищанию и отчаянию, которые выливались в массовые набеги на российские крепости и поселения, а также в участие в восстании Пугачева. Наряду с утратой политических институтов, формирующих идентичность, это создало питательную среду для крупных, почти не стихающих восстаний кочевников в XIX веке.

Российская трансформация политических структур калмыков и казахов Младшего жуза не может быть описана исключительно с помощью категории «абсолютистской» государственной экспансии, потому что тогда окажется упущенным из виду «переключение» целых обществ на российские военные, торговые и колонизационные интересы в сочетании с убежденностью — преимущественно артикулированной в отношении казахов — в собственном цивилизационном превосходстве. Тем не менее государственная экспансия и колониальная политика не всегда строго разграничиваются. Скорее политика, направленная на устранение косвенного господства, создание единых институтов во всей державе и введение российских законов, может обоснованно считаться выражением государственной экспансии. Но в то же время эту политику можно классифицировать как колониальную, если она была ориентирована исключительно на интересы российского, а не коренного населения, подлежащего инкорпорации, и если она не привлекала его к процессам принятия решений.

Пример О. А. Игельстрома показывает, что характерная для раннего Нового времени имперская политика унификации в смысле расширения государства, которая опиралась на участие элит и силу убеждения вместо насилия и управления извне, утратила свои колониальные черты. Как и в случае с внедрением цивилизаторских, интервенционистских форм политики, начиная с Петра I, движущей силой его патерналистского политического подхода стала рецепция идей эпохи Просвещения. Таким образом, нарративы Просвещения в рамках их политической реализации однозначно не указывают ни на колониальную, ни на неколониальную политику. Скорее они приводят аргументы в пользу обоих направлений. Наряду с современным дискурсом решающую роль играло то, какая

1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 225
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности