дом с российским гербом на фасаде, построенный специально для нового ведомства, был торжественно внесен портрет царя, «старший султан» «утверждался» оренбургским военным губернатором с помощью изукрашенной пергаментной грамоты, знамени с императорским гербом, а также золотой сабли, затем казахов угостили за счет губернатора и, наконец, были проведены традиционные казахские игры[1429]. Для создания иллюзии того, что уже перестало быть реальностью, не хватало только шубы и меховой шапки, которые прежде надевали на казахского хана во время его назначения как символы передачи власти. Но в действительности целью администрации было создание совершенно новых отношений: «старшие султаны» должны были стать теми, кто получал приказы, правители — исполнителями и обычными имперскими служащими. Султаны отныне получали распоряжения в виде циркулярных писем, провозглашений и предписаний. Их полномочия над подконтрольными территориями были ограничены по времени, и они получали жалованье, соответствующее чину майора[1430].

Последний еще исполняющий обязанности хана Младшего жуза Ширгазы Айчуваков, который давно лишился всякого авторитета среди казахов, в 1824 году против своей воли был провозглашен «первоприсутствующим в пограничной комиссии». «Перемещенный» от серьезных обязательств и получая ежемесячное жалованье в размере 150 рублей, в будущем он должен был пребывать в Оренбурге «на пользу киргизов»[1431]. Не признанный российской стороной, избранный недовольными казахами в знак протеста «хан» Арынгазы в 1821 году был доставлен в Санкт-Петербург, там задержан, а затем сослан в Калугу, где и умер в 1833 году[1432].

В Среднем жузе, где в 1819 году царскому правительству уже удалось предотвратить новые выборы хана, в 1822 году ханская власть официально была упразднена уставом Сперанского. Преемнику хана Букея на «внутренней» стороне Жангиру Букееву позволили сохранить свой титул хана в знак признания его тесной связи с администрацией, но в будущем он должен был признать создание совета, что уравнивало его с султанами[1433]. Лишь смерть Жангир-хана в 1845 году послужила переломным моментом для упразднения ханской власти во Внутренней орде[1434]. Старший жуз казахов, который только в 1824 году перешел в подданство, дольше всех сохранял независимость. Его реорганизация поэтапно продлилась до 1848 года[1435].

Последний этап инкорпорации в централизованное государство заключался в замене казахских сановников российскими служащими на местном уровне. В 1838 году казахи Среднего жуза предоставили только одного советника «почетному председателю оренбургского Пограничного управления», который отныне возглавлял область «сибирских киргизов». В 1855 году законом было установлено, что должность «старшего султана» в Младшем жузе мог занимать только российский чиновник. Спустя четыре года управление казахской степью было передано Министерством иностранных дел Министерству внутренних дел[1436].

Параллельно с политическим и административным шло и территориальное проникновению в казахскую степь. Уже в «Уставе о сибирских киргизах» от 1822 года было зафиксировано, что сибирские линии в их настоящем виде предполагаются не «на все времена», но «по мере распространения порядка в занимаемых киргизами землях» будут перемещаться «вперед», чтобы когда-то в будущем закончиться «постоянным утверждением себя на действительной государственной границе»[1437]. Вопрос о том, где однажды должна была оказаться эта «действительная государственная граница», благоразумно оставляли открытым. Вместо этого новые крепости и соединяющие их новые укрепленные линии обеспечивали продвижение российской колонизации все дальше на юг[1438]. Устав 1822 года для Среднего жуза не содержал ни информации о четко очерченных районах, на которые должны иметь право только казахи, ни строгих правил относительно того, как впоследствии должны определяться возможные границы[1439]. Правда, границы между отдельными частями Младшего жуза точно обозначались Азиатским комитетом. Однако «восточная часть» Младшего жуза должна была признать себя закрепленной за территориями, на которые традиционно претендовали роды Среднего жуза[1440].

Оба фактора вместе — упразднение власти хана, постоянно продолжающееся строительство новых укрепленных линий и связанная с этим экзистенциальная угроза из‐за все большего сокращения пастбищ — в последующие годы и десятилетия привели к ожесточенному сопротивлению казахов. В случае с массовым восстанием под предводительством Кенесары Касымова с 1837 по 1847 год разжечь бунты удалось почти повсеместно и даже за пределами прежних Младшего, Среднего и Старшего жузов. Однако восстания были жестоко подавлены царским правительством и, несмотря на большие потери с российской стороны, в результате ускорили, а не остановили распространение российского господства[1441].

Выводы и перспективы

Многообразие этнических групп в российском государстве и властных структур на имперских перифериях не позволяет говорить о единой концепции трансформации политического устройства всех подвластных нехристианских народов на востоке и юге в XVIII веке. Тем не менее в отношении калмыков и казахов Младшего жуза, несмотря на разные исходные ситуации, царская администрация применяла похожие концепции и практики, которыми она сначала медленно и скрыто ослабляла автохтонные правящие структуры, чтобы затем заменить их российскими институтами.

В обоих случаях, как и в случае с гетманской Украиной, это были политические образования, которые изначально подчинялись лишь косвенному российскому господству. Как лидеры калмыков, так и лидеры казахов Младшего жуза решились на вступление в российское подданство в результате безальтернативной политической ситуации в степи, превратив тем самым свои государства в протектораты российской державы. Однако не только их понимание обязательств, связанных с этим шагом, отличалось от представлений российской стороны. Прежде всего у обеих сторон существовали различные точки зрения о будущем протекторатов.

Основополагающим по крайней мере для институционального успеха российской политики в направлении лишения протекторатов власти был стратегический подход, в соответствии с которым стояла цель, с одной стороны, усыпить бдительность степных народов, убедив их, что им предоставляют политическую автономию, и закрепить это представление церемониально, с другой стороны, скрыто дезинтегрировать и разрушить эту автономию. По обоим направлениям царская администрация действовала в три этапа, которые отнюдь не были линейными.

На первом этапе за счет широкого распространения культуры даров местный лидер значительно укреплялся в своей позиции внутри властной элиты этнической группы: так было с калмыцким ханом Аюкой в Петровскую эпоху до его смерти в 1724 году и с казахским ханом Абулхаиром в царствование Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны до его смерти в 1749 году. В процессе поддержания нового статуса местный правитель в то же время оказывался во все большей зависимости от российской стороны. На момент смерти лидера царская администрация считала свою властную позицию достаточно прочной, чтобы выдвинуть требование о возможности нового хана занять пост только тогда, когда милостью императрицы он получит разрешение и, соответственно, назначение. Этот маневр удался как с калмыками (1724), так и с казахами Младшего жуза (1749).

На втором этапе, который начался с назначения хана и у