chitay-knigi.com » Разная литература » Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - Рикарда Вульпиус

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 225
Перейти на страницу:
царская администрация в южных степях и на Северном Кавказе. Вместо этого выплата дани (ясака), которая обеспечивалась предварительным насильственным захватом заложников, часто подразумевала готовность к подчинению царю. А всякий, кто отказывался от уплаты ясака и тем самым от подданства, хотя царь и был готов распространить свою государеву милость до Тихого океана и еще дальше, тот в нарративе российской имперской элиты сам возлагал на себя вину, реагировал «немирно», «изменнически» и «ослушно»: «А буде тех иноземцев никоими делы под его царского величества державу в вечной ясашной платеж, по разговором, привести невозможно, а учнут, видя свое многое воровство и служилым людем убивство и разграбление многой камчатской казне, чинится ослушны и непокорны» — такова была типичная инструкция петровской администрации от 1716 года, выданная одному российскому дворянину относительно того, как он должен был поступить с юкагирами и коряками на Дальнем Востоке, —

итти на тех изменников войною […] чтоб им и иным иноземцом на то смотря, впредь неповадно было так делать; […] а пущим заводчиком, которыя к такому злому делу и убийству заводчики были, учинить […] по розыску смертную казнь, а иных к смертному страху, положа на плаху, и сняв с плахи, что их великий государь жалует, за иноземчество, от смертной казни, хотя они тому и достойны, указал свободить[1457].

Из этого распоряжения становится ясно, как создавались поводы, чтобы проводить в жизнь принцип правителя, дарующего милость и опалу. Кто не был готов в опережающем послушании покориться государевой милости через уплату ясака, тот уже в момент неподчинения (еще в статусе неподданного!) делал себя предателем. После этого он мог избежать смертного приговора только по милости государя, перед которым отныне находился в большом долгу.

Понятия «мирный» и ясачный, а также противоположные им понятия приравниваются друг к другу почти во всех государственных документах того времени, касающихся Сибири и Дальнего Востока[1458]. При этом иногда «немирными» людьми и «предателями» считались не только те местные жители, которые противились уплате ясака, но и те, кого в перспективе еще предстояло подчинить. В их случае уже просто статус неподданных рассматривался как признак немирного поведения[1459]. Даже территория, на которой они жили, не уплачивая ясак, называлась немирной землицей[1460].

В то время как местные жители Восточной Сибири и Дальнего Востока в итоге только через плату ясака показывали себя достойными милости правителя, для калмыков, живших в Восточной Сибири вдоль Иртыша, российская сторона создала другую повинность. Царь Петр, который, ссылаясь на завоевание трех ханств Великого Монгольского государства (Казанского, Астраханского, Сибирского), считал себя обладателем всей Сибири, в 1716 году поручил Матвею Гагарину, первому губернатору основанной в 1708 году Сибирской губернии, заняться на юге Сибири поиском таких полезных ископаемых, как серебро, золото и медь. Для этого необходимо было построить города вблизи поселений калмыцкого племени, еще не принявшего подданство. Царская аргументация гибко приспосабливалась к государственным нуждам: весь регион относился к Сибирскому царству и, следовательно, принадлежал русскому правителю. В результате неподвластный царю «народ калмыков» оказался гостем на чужой земле[1461]. Но царь проявил милосердие («милосердуя о вас») к калмыкам и разрешил им остаться («у нас в милости пребывать») там, где они сейчас находятся, хотя земля им и не принадлежала. Повинность калмыков по отношению к царю заключалась, как им было объявлено, в том, чтобы оставаться мирными и не чинить никаких препятствий строительству городов и поиску полезных ископаемых. Тогда царь не прогонит их из этой местности, более того, им не причинят никакого вреда и будут защищать и охранять от врагов[1462].

И в этом случае имперский нарратив сконструировал повинность коренных жителей до того, как их вообще сделали подданными державы. Здесь калмыки вдруг оказались должны проявить благодарность за то, что по господской милости их терпят как гостей на территории, которую они до сих пор рассматривали как свою. За это от них ожидалось смирение с тем, что на их пастбищах будут строить города и эксплуатировать полезные ископаемые[1463].

Одна из главных и сложных задач, вставших перед российской имперской элитой, состояла в том, чтобы прочно закрепить основную концепцию государевой милости и опалы в картине мира нерусских подданных (или тех, кто примет подданство в будущем). Если между имперской периферией и центром власти пролегало несколько тысяч километров, как можно было добиться уважения и безусловной покорности царской милости? Как блеск и привлекательность дарующего милость правителя в Санкт-Петербурге вообще можно было донести до самых отдаленных провинций Восточной Сибири или казахской степи?

Одним из вспомогательных средств были портреты царя. Они служили для того, чтобы визуально донести имперский центр до самых отдаленных окраин. Перед роскошным портретом Анны Иоанновны в 1740 году в Оренбурге генерал-лейтенант князь Василий Урусов принимал присягу на верность от представителей Среднего казахского жуза. Урусов радовался тому, как неотрывно и с каким великим удивлением и удовольствием старшины Среднего жуза якобы рассматривали портрет[1464]. Жителям тихоокеанских островов у берегов Аляски, расположенных намного дальше от центра империи, также показали изображение императрицы — в данном случае Екатерины II. Сторонник экспансии предприниматель Григорий Шелихов и его жена Наталья Шелихова приказали специально оборудовать помещение, чтобы повесить там портрет. С помощью изображения они пытались объяснить местным жителям милосердие, авторитет и власть императрицы. И какими счастливыми, рассуждал Шелихов в надежде привлечь новых подданных, считали бы себя те, кто придет под ее милость, какими несчастными — те, кто этого не сделает![1465]

Еще одним средством внушения уважения и почтения к российскому правителю даже на дальней периферии служили правила ведения разговора, когда говорили о царе. В 1716 году тобольский боярин Никита Белоусов, посланный губернатором Сибири к казахам, получил приказ следить за тем, чтобы о царе говорили только стоя и только без головного убора. Иным образом упоминать имя его «Царского Величества» не подобало[1466].

Поездки с целью принесения присяги

Гораздо больший эффект, чем изображения, имела репрезентация царской власти и милости, когда представителям нерусских этнических групп с юга и востока позволяли отправиться в центр империи в Санкт-Петербург и там быть принятыми самим царем. Поскольку идея о возможности передать пожелания и жалобы самому правителю, минуя российских чиновников, была очень привлекательной для большинства представителей инкорпорированных этнических групп, предоставление права дипломатических поездок в течение XVIII века стало значимым инструментом власти российской имперской элиты на перифериях. В этом праве могло быть отказано или не отказано, что зависело преимущественно от губернаторов, решение

1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 225
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности