ses juges et à tous les barreaux de France, pour obtenir leur avis et leur appui», par Achille Leroux,[366] – хотя книга в большой своей части написана Пьером Леру, письмо Жорж Санд, как мы сказали, включено во второе «Письмо Председателю» Пьера Леру.

Неизданные письма Пьера и Ашпля Леру, относящиеся к этому эпизоду, чрезвычайно важны и интересны. Недостаток места позволяет нам привести лишь одно из них, – то, которое Леру написал Жорж Санд в ответ на ее разрешение воспользоваться ее письмом от 10 дек. 1843 г. в его обращении к Президенту Палаты.

6 декабря 1844 г.

«Благодарю, друг! Благодарю, добрая, благодарю, великая, благородная, мужественная!

Когда я написал вам мое письмо последний раз, я стал думать о том, о чем вы думали по поводу «Просветителя». Моя просьба была бессмысленна. Что прикажете делать! В чрезвычайных горестях становишься бессмысленным. Мне хотелось написать вам, но у меня было такое чувство, что вы лучше меня будете знать, что надо сделать и чего не делать. И вы действительно лучше меня знаете это.

Теперь я должен лишь сделать рамку. К несчастию, у меня тысяча забот, которые отнимают у меня время. Но все-таки я сделаю ее, я буду ее делать. Присланное вами заставляет меня решиться. Я немного колеблюсь еще по причине быстроты, с которой будут судить, но хотя бы я должен был умереть над работой, надо, чтобы рамка была сделана. Я просижу над этим ночь, если нужно, я, который не умею работать по ночам и пишу с таким трудом, что просто жалость берет.

О, великая река добрых чувств и великих мыслей, как я хотел бы походить на вас, чтобы защитить эту бедную женщину, и в лице ее – дело всех женщин! Разве эти судьи, которые заставляют женщину исповедоваться перед ними, и этот человек, который хочет отнять у нее детей, не признанных им, и которые не его, не кажутся вам пьяными дикарями? Еще судьи могут хоть оправдать себя законом, который молчаливо дозволяет им эту вольность, предоставляя все на их произвол; но он и адвокаты, оплаченные им!

Мари удивительно говорил в прошлый понедельник. Он будет продолжать и в будущий. Он взялся за наше дело с совершенным бескорыстием; это известно, и это делает ему честь. В то же самое время уважение, которым он пользуется, очень полезно делу защиты. Селлие тоже составил памятную записку, и фактическую, и points de droits, которая очень хорошо редактирована.

Наша приятельница m-me Шарлотта[367] постаралась повидать жену одного из членов суда, которую она знает. Можно положительно сказать об этом деле: «Oh! Si les femmes savaient!»

Я узнал третьего дня, что Шопен вернулся, и что вы с Морисом и Соланж скоро приедете. Я хотел бы, чтобы вы уже были в Париже. До свидания, до скорого же!

Если дело не будет решено (а оно и не будет ранее 2-3 недель), вы посоветуете мне что-нибудь, вы поможете мне, о, добрая, великая, благородная, мужественная! Я могу лишь повторять мое славословие, и всякий из этих эпитетов прочувствован в глубине моего сердца»...

Итак, Жорж Санд своим пером вступилась за Ашиля Леру, пострадавшего чисто благодаря своему же великодушию, совершенно подобному тому рыцарскому поведению Поля-Арсеня, прототипом которому послужил и Жильян.

Переписка Жорж Санд с Жильяном отличается и от писем ее к Понси, в которых наряду с общественными вопросами и взглядами Жорж Санд всего более останавливается на чисто литературных вопросах, и от юмористических, простодушных или трогательно-задушевных писем старика Магю. Как мы уже сказали, Жильян был убежденным республиканцем и даже революционером, а потому письма его к Жорж Санд, и ее к нему и касаются чаще всего политических вопросов и отличаются серьезным, а со стороны Жильяна часто мрачным тоном, каким, впрочем, отличается и весь тот томик Жильяна – «Рабочие-рассказчики» (Conteurs Ouvriers), вышедший в марте 1849 г., к которому Жорж Санд написала предисловие. Но в то же время и письма самого Жильяна, и письма жены его к Жорж Санд показывают, что они относились в великой писательнице, как к самому близкому, верному другу, оповещали ее обо всякой радости, обо всяком своем горе, рассказывали до малейших подробностей о своем житье-бытье и никогда не сомневались в том, что все это ей нужно и дорого знать, что она все примет близко к сердцу, на все отзовется, всему поможет. Особенно это видно в письмах, которые Жильян писал из тюрьмы в Мо летом 1848 г.

Между тем, в публике, очевидно, ходили преувеличенные слухи об участии Жорж Санд к поэтам-пролетариям. Многие, по-видимому, предполагали, что она попросту пишет за них. По крайней мере, в 1850 г., во время уже упомянутого нами процесса против Жильяна по поводу напечатанных в газете «Vote Universel» отрывков из его «Contrastes sociaux», прокурор Сюэн, осуждая эти «Contrastes sociaux», поспешил оговориться, что это-де написано одной знаменитой писательницей и лишь подписано именем Жильяна.

Жильян был этим глубоко возмущен и написал об этом Жорж Санд, жалуясь на то, как ее оскорбили, приняв его плохие писания за ее стиль, да и его тоже, допустив, что он живет чужим трудом. Жорж Санд исправила это письмо, сгладив кое-какие чересчур резкие и фамильярные выражения, и в таком исправленном виде письмо это появилось в «Vote Universel» вместе с ее письмом.[368] Вот это письмо Жильяна, печатаемое нами прямо с оригинала. Курсивом мы отмечаем слова, вписанные Жорж Санд, а в скобках помещаем вычеркнутые ею выражения.

«Дорогая барыня (Chère Dame)!

Пишу вам с отчаянием в сердце от того, что произошло вчера на процессе «Vote Universel». Может быть, вы уже знаете подробности.

Генеральный прокурор утверждал, что вы были автором моих «Социальных Контрастов», и это с [гнусным] намерением унизить в вас писателя, который столько оказал услуг демократии, и чтобы осмеять во мне рабочего, которого всеобщее голосование возвысило до славного звания народного представителя.

Итак, вы сочиняете «Контрасты», а я под ними подписываюсь. Ваш великий талант прячется за темное имя слесаря из предместья Св. Антония... Вам, которая всегда показывала себя такой благородной, искренней и храброй, особенно в литературе, – вам отказывают в смелости и даже в принятии на себя ответственности за свои произведения.

Если бы г. Сюэн был лучшим судьею (у Жильяна стояло: «умнее и менее зол»), так он заставил бы меня очень возгордиться, сравнивая мой стиль с вашим, [Лишь человек, подобный ему, может делать сравнения такого сорта. Он был бы