мне жалок, если бы], а в особенности, если бы он меня так не огорчил и не обидел бы за вас, бедный друг, кого на моих глазах диффамируют в награду за привязанность, которую [за благодеяния, которые] я получил от вас. [Зачеркнуто: Теперь очередь за умеренными газетами, они будут вас терзать из-за меня.]

Знаете, где г. Сюэн обрел, что я не написал того, под чем подписал свое имя? В мнимом письме, которое я будто бы написал вам из заключения, и в котором будто бы не было ни малейшей орфографии, и даже никаких признаков самого элементарного знания языка.

Это возможно, и я не краснею от этого. Я проработал руками, начиная с 9-летнего возраста и до 35 лет и, в то время как чиновник, который меня упрекает в невежестве, [буржуа, которые меня упрекают], был в коллеже [эксплуатация, которая их кормит, забивала меня], меня забивали побоями, тяготами и всеми несчастьями бедняков.

Но я не думаю, чтобы одно из моих писем было в руках г. Сюэна, как он утверждает. У него может быть лишь более или менее точная, более или менее правдивая копия, ибо мне кажется, что вы всегда отвечали мне на все, что я вам писал.

В то время речь, должно быть, шла о Предисловии к «Рассказчикам». И это-то именно доказывало бы, что вы не могли быть автором моей книги.

[Вычеркнуто: Разве прокурор осмелился бы лгать? Теперь, сударыня, поговорим о вашей пьесе. Я был у Бокажа, как вы меня просили, но его не было дома. Я оставил ему мой адрес, что не помешает мне вновь отправиться, если нужно, чтобы попасть на первое представление. Я не знаю, какой вы взяли сюжет, но не сомневаюсь, что на бульварах у вас будет успех, как не сомневаюсь в справедливости Божьей. Бедный Пердигье болен, у него все кровь горлом идет. Его семья здорова, моя также, и мы вас обнимаем от самого доброго сердца.]

Моя семья и я обнимаем вас от всего сердца.

Жильян».

Нам придется еще не раз, по разным поводам, возвращаться к корреспонденции Жорж Санд с Жильяном. Теперь скажем лишь, что в последних письмах своих Жильян сообщает Жорж Санд и о своих трудах по устройству разных рабочих ассоциаций и артелей, и разбирает весьма подробно и тонко новые, только что выходившие произведения Жорж Санд,[369] и вспоминает о своем пребывании в Ногане, где он жил в павильоне в саду, как о самых отрадных минутах. Часто упоминает о том, что стал хворать и слабеть, и, наконец, радуется новому дешевому изданию сочинений Жорж Санд «с картинками», которое будет доступно всем и привлечет даже тех, кто не привык читать, «распространится в деревнях», и там сделает благо, всех изменяя к лучшему и смягчая...

«Благодарю вас, – пишет Жильян в письме от 18 октября 1851 г., – благодарю за себя и за своих бедных братьев, которым вы откроете искусство, и которые будут прославлять вас, никогда не видев и не зная вас. Пока вас читали лишь буржуа и мы, учащиеся рабочие, но отныне свет снизойдет и в целые массы и согреет их, как лучи солнца»...

Просто удивляешься, откуда брала Жорж Санд время и силы для того, чтобы среди своего непрестанного литературного труда, в самый разгар своей писательской деятельности, ежемесячно печатая романы, статьи и предисловия, еще находить возможность вести всю эту громадную переписку со всеми этими поэтами, жить их жизнью и интересами, следить за каждым из них в мельчайших подробностях этой жизни и чуть не ежедневно знакомиться все с новыми и новыми представителями интеллигентного пролетариата, деятелями республиканских партий, писателями и всевозможными юношами из провинции и из Парижа, впоследствии сделавшимися, по большей части, знаменитыми или известными, а в те дни делавшими лишь свои первые шаги на публицистическом, политическом или писательском поприще. Так, за эти годы она познакомилась и более или менее сошлась и переписывалась с Анри Мартеном, Луи Бланом, Ледрю-Ролленом, с Фюльбером Мартеном, Надо, Александром Ламбером, Эмилем Окантом, Люком Дезажем, Эрнестом Перигуа, Патюро-Франкером, Марком Дюфресом, Люме и его семьей, Ансельмом Пететеном, Теофилем Торо и т. д., не говоря уже о братьях Леру, дяде и племянниках Араго и всех прежних друзьях. Прочитав вороха писем к Жорж Санд и ее самой к многочисленным ее адресатам, особенно за период времени с 1838 по 1862 г., можно только сказать, что этой необычайно деятельной, живой переписки, всех этих забот о десятках разных лиц хватило бы на чью-нибудь целую жизнь без всякой прибавки громадного литературного труда. А из одного перечня произведений Жорж Санд, появившихся в одной лишь «Revue Indépendante» за время редакторства Леру и его преемников, мы уже видели, сколько в те годы работала Жорж Санд.

Мы не можем лучше заключить наше повествование об отношениях Жорж Санд к народным поэтам и писателям из рабочих, как приведя письмо того же Жильяна, – написанное им в августе 1848 г. из тюрьмы в Мо:

«Bonne, chère madame!

Вы все та же к нам, внимательная и благожелательная, как сестра, преданная и симпатизирующая, как мать!

Жена моя получила 50 фр., которые вы нам прислали; и если я вас до сих пор не известил о получении, так это потому, что я все надеялся дать вам добрую весть, но ничего не изменилось в моем положении.

Я жду часа правосудия, которое все медлит, я жду его без нетерпения и беспокойства. Тысячу раз благодарю вас, сударыня, за обе помощи: за письмо и за деньги; я нуждался в том и другом. Вы никогда себя достаточно не оцениваете и потому не понимаете, какое счастье для меня читать вас.

Тюремный священник одолжил мне отцов церкви. Я читаю Св. Бернарда; в этой книге есть дивные страницы. Ну, так вот я и беру по очереди Св. Бернарда и ваши письма, и мое сердце испытывает большее облегчение с вами, чем с ним. Он нас очаровывает, властвует над нами, привлекает нас, но вдруг он становится повелительным, строгим до того, что мы повержены, смущены и дрожим; он слишком свят. А у вас, у вас его величие, его просвещение, его могущество убеждения, его смирение перед Богом, а вы не устрашаете: за вами всюду следуешь! Но вы так печальны! Печаль вашей души так же велика, как оплакиваемые вами несчастья.

Мужайтесь, сестра моя, вы, у которой столько могущества, вы, такая сильная, такая великая, такая совершенная, такая плодотворная. Что станется