певицы), – и кончая исповеданием его учения о «непрерывности и преемственности прогресса» – в виде возвеличения славянской секты таборитов, якобы бывших в средние века представителями соответственной стадии этого прогресса, хранителями чистейшего идеала христианства, демократизма и социализма (так, например, свое постоянное «единение и причастие ко всему человечеству» они-де символизировали постоянными «братскими трапезами» с первым встречным и вкушением «причастия под всевозможными видами», как иронически утверждает одна из второстепенных героинь романа, бойкая, молоденькая графиня Амелия, по поручению автора посвящающая Консуэло и читателя в историю религиозных сект своей родины). Наконец, последним элементом – пожалуй, самым важным в романе – является учение Ламеннэ, Листа и сен-симонистов о жреческой роли художников и артистов, о чем нами уже было говорено в I томе.

Эти четыре течения можно с такою же ясностью проследить в этом обширном, необыкновенно богатом по содержанию романе, как пресную воду громадных рек можно отличить далеко от берега, среди зеленых и соленых волн океана.

У старого композитора Порпоры, честного, неподкупно преданного своему искусству идеалиста, но ворчливого, озлобленного и болезненно-подозрительного неудачника, учится в музыкально-церковной школе при церкви Dei Mendicanti, среди целой толпы ленивых и пустых богатых подростков-барышень, маленькая бедная сирота-испанка Консуэло. Невзрачная, смуглая, плохо одетая, робкая среди веселых подруг, Консуэло одна во всей школе упорно и сознательно работает, потому что у нее не только чудный голос и серьезная любовь к музыке, но и потому, что в ней таится громадный самородный артистический талант. Это «безобразный утенок», из которого внезапно вырастает прекрасный лебедь – готовая великая артистка. Все поражены – кроме хорошо и давно это угадавшего Порпоры, любовно и бережно, целые четыре года, в тишине шлифовавшего этот алмаз.

Поражен и юный приятель Консуэло, Анзолето, тоже безродный сын венецианских лагун, идиллический поклонник и неразлучный товарищ Консуэло, некогда тоже ученик Порпора, изгнанный им, однако, за нерадивость и несерьезное отношение к делу. Анзолето тоже обладает прелестным голосом и инстинктивной итальянской музыкальностью, но это не настоящий артист: он беспечен, эгоистичен, думает об успехе больше, чем о своем искусстве, и руководствуется не идеалами, а страстями и инстинктами.

Благодаря восхитившемуся голосом Консуэло меценату, графу Зустиниани, Консуэло и Анзолето, несмотря на свою крайнюю молодость, дебютируют с полным успехом и приняты на сцену. До сих пор эти бедные дети лагун, неразлучные еще со смерти благословившей их матери Консуэло, бродяжки-певицы, предоставленные самим себе, без чьего-либо надзора, жили беспечной, свободной и жалкой жизнью венецианских бедняков. Консуэло – в те часы, когда не работала у Порпоры, добывала себе пропитание шитьем, или каким-нибудь незатейливым ремеслом, вроде низания раковин, но жизнь ее была истинно детски-невинной. Чувственный и жизнерадостный Анзолето, как истый сын юга, развлекался на стороне разными легкими любовями, но он инстинктивно берег и уважал свою юную подругу.

Попав на сцену и в общество богатых дилетантов, и сбитый с толку этой развратной и роскошной средой, а особенно внезапно увидев в Консуэло не только блестящую артистку с будущностью, но и женщину, могущую быть очаровательнее всех красавиц, – Анзолето быстро изменяется к худшему. Им овладевает тщеславие, суетная погоня за успехом. То он ревнует Консуэло к ухаживающему за ней Зустиниани, то сам ухаживает за любовницей Зустиниани, кокетливой и бессердечной Кориллой – колоратурным сопрано, – надеясь, обезоружив ее, добиться прочного положения на сцене; то он поклоняется Консуэло и ее таланту, то завидует ее сценическому успеху, а относительно нее самой готов нарушить обет, данный ее матери. Это настоящая актерская натура: впечатлительная, тщеславная, стремящаяся прежде всего к блеску. Несколько сценических провалов, вполне заслуженных, благодаря его самоуверенной влюбленности в себя и неумению работать над собой, – озлобляют его против Консуэло. Сделавшаяся его любовницей Корилла подливает масла в огонь, указывая ему на то, что при сиянии такой звезды, как Консуэло, он всегда будет в тени.[375] Все дурные инстинкты его пробуждаются, и отношение его к Консуэло становится невозможным. Виновный сам против своей безупречной подруги, он оскорбляет ее подозрением, что она благосклонна к Зустиниани, – а между тем, Порпора заставляет ее воочию убедиться в действительной измене самого Анзолето.

Оскорбленная в своих лучших чувствах и верованиях, глубоко несчастная, Консуэло бежит из Венеции в самый разгар своих театральных успехов, оставив Анзолето выпутываться из целой сети им самим затеянных интриг. Порпора помогает своей ученице на время совершенно скрыться с театрального горизонта, отправляя ее в Вену к венецианскому послу при австрийском дворе Корнеру, а затем через него помещает ее в семью своих старых приятелей, чешских графов Рудольштадтов, в качестве преподавательницы пения молоденькой графини Амелии Рудольштадтской.[376]

Консуэло приезжает в мрачный богемский замок Рудольштадтов – Ризенбург – в то время как вся семья погружена в привычное ей, покорное отчаяние по поводу периодически повторяющихся странных болезненных припадков единственного наследника ее, Альберта. Припадки эти начинаются апатией и меланхолией, разрешающейся странным возбуждением и бредом, во время которого Альберт пугает всех своих близких уверениями, что он уже не раз жил на земле, что некогда он был Яном Жижкой, потом кем-то из своих предков, – при этом он то с точнейшими подробностями рассказывает о делах давно минувших дней, точно он был их свидетелем, то предсказывает, как ясновидящий, грядущие события. Вслед за этой стадией Альберт обыкновенно неизвестно куда исчезает по целым неделям, а возвратившись, впадает в летаргический сон, проснувшись от которого, встает слабым, но здоровым, чтобы при первой оказии снова впасть в апатию, бред и ясновидение.

Альберт – сын старика графа Христиана и покойной графини Ванды из старинного чешского рода Прахалицов, рано умершей или, вернее, угасшей с горя после потери пятерых детей и вследствие того, что она была глубоко несчастна со своим мужем. Рудольштадты, в сущности, должны были бы называться Подибрадами, происходя от чешского царского дома Подибрадов, но одна из Подибрадов, честолюбивая и чадолюбивая графиня Ульрика, спасла своих детей от гибели во времена гусситских войн, ценою отречения от протестантизма и от своего славянского имени. Рудольштадты это стараются забыть, но Ванда это твердо помнила. Чешка по рождению, последовательница гусситов и таборитов по своим религиозным и демократическим убеждениям, мечтательная и экзальтированная по натуре – Ванда встретила со стороны семьи Рудольштадтов полное непонимание, неодобрение и отпор, страдала, томилась и умерла. Альберт с детства отличался странностями, угрюмым и мечтательным характером; покойная мать являлась ему в видениях; он рано стал задумываться над разными социальными вопросами, бессознательно проводил в жизнь все христианско-демократические учения таборитов, приходил в отчаяние при воспоминании о злодеяниях, содеянных именитыми его предками,