– Ты же сама делаешь из меня чудовище! Потому что даже не попыталась поговорить, а решила всё сама! Решила плюнуть мне в лицо, унизив перед всеми мою честь, заставив играть в дурацкие прятки! – скрипнув зубами, со злостью ответил, выслушавший её тираду, Хаям. – Это ты, упрямо стремишься сделать всё по-своему! На равных говоришь?! На равных, это там, где есть доверие! Как мне, вольфгарскому мужчине, в чьей тени должна следовать женщина, доверять тебе, если ты способна на предательство?!

– Я не предавала – это был отчаянный шаг!

– Нет, предала, потому что не веришь мне, потому что видишь в нас, в первую очередь монстров! И я вынужден поступать именно так. Или мне постоянно доказывать тебе обратное? Надоело! Чего ты сейчас со страхом от меня ожидаешь? – Хаям подошел к ней ближе, не понимая, чего же ему сейчас хотелось бы больше всего, но что бы это ни было, его руки однозначно тянулись к ней. В нем боролось желание задушить её, с желанием схватить за плечи, хорошенько потрясти, а затем …доказать ей, что она всё равно принадлежит ему. – За себя ты не боишься, Тара, нет. Наверное, ты боишься того, что я, по совершенно справедливому вольфгарскому закону, имею право убить Камиля за его выходку? Правильно боишься, … я убью его. Потому что я его предупреждал! – Хаям, переходя от слова к делу, выхватил меч.

– Стой! Нет! – Тара бросилась ему на грудь, но оскорбленный муж, с раздражением оттолкнул её от себя в сторону, решительно шагнув к застывшему Камилю.

– Умоляю, не делай этого! Не будь ничтожной скотиной! Мои и его прошлые чувства достойны уважения, потому что мы тогда никого не предавали, и эта любовь была чиста! Тебя покарают небеса! Я прокляну тебя!

– Она не была, … она есть, – процедил Хаям, отвечая на её вопли.

– Хаям, я согласна стереть его память, заставить его забыть меня и всё, что между нами было, только не убивай! – за последнюю надежду в ужасе ухватилась девушка.

– Хм, … а как мне заставить тебя об этом забыть? Или мне каждый раз думать, что ты приносишь себя в жертву? Как мне заставить забыть об этом себя?

– Я заклинаю тебя нашим сыном, мы попробуем, но не отбирай его жизнь, – умирающим голосом прошептала Тара, упав на колени.

Хаям застыл рядом с Камилем, глядя на соперника. Он взвешивал все последствия своих действий, понимая, что как бы ему ни хотелось уничтожить ненавистного кудрявого вольфгара, в первую очередь он навредит этим самому себе.

– Хорошо. Я не убью его, – обернулся он к девушке. – Мы заставим его забыть обо всё, что связывало его с тобой. Прямо сейчас. Поднимайся, я хочу узнать, как это сделать!

Тара покорно подошла к нему, упершись в него лбом. Хаям произнес мантрагал. И сила, в видении, приоткрыла им ритуал очищения памяти, доступный жрецам.

– Что ж, попытаемся, думаю, нашей не полной силы, и моего огромного желания будет достаточно, – бросил Хаям, принявшись чертить на земле, вокруг Камиля знаки, заключая его в рунический символ. Со свойственной ему в таких случаях решительной хладнокровностью, он начертил ножом на затылке Камиля ещё один знак, такой же начертила и Тара, своей кровью, на лбу своего любимого, который через миг забудет даже, как её зовут. Её руки дрожали. Она боялась думать о том, что делает. Тара убеждала себя, что это единственный выход спасти его жизнь.

Они заговорили одновременно, с разных сторон, пронизывая Камиля чередой звучащих мантрагалов.

Повисла тишина. Камиль продолжал смотреть в никуда.

Хаям смотрел на Тару. А Тара ощущала, что она только что …умерла.

– Что ты чувствуешь? – хрипло шепнул Хаям. – Не нужно, … не отвечай. Я знаю, вижу. Будто тебя вывернули на изнанку, разрезали на кусочки, и каждый этот кусочек умирает своей смертью. …. Даже если он всё забудет, я всё равно буду ненавидеть его, из-за того, что ты его так любила и … любишь. Моя жена, …носит моего сына, а нужен ей … другой. Безопасность твоего народа и жизнь с Камилем – вот твоё счастье. Мне рассказать тебе, что чувствую я? – Хаям в упор смотрел на еле сдерживающуюся девушку. Она отрицательно покачала головой. – Тара, ты до сих пор продолжаешь считать, что нам нужно пытаться быть вместе? Видишь, я уже даже не настаиваю, я спрашиваю у тебя.

– Да, – выдавила Тара, не глядя на него.

Хаям тяжело вздохнул, он видел, что мысли её, унеслись далеко, в то проклятое прошлое.

– Сейчас мы уйдем отсюда. Ты откроешь мне память, я увижу дорогу, и понесу тебя, тошнит уже плестись под этой землей. Так мы выберемся гораздо быстрее. Он побежит за нами, оставаясь под гнетом силы. Ты приведешь его в его селение, расскажешь обо всем своему лучшему другу Алишеру, предупредишь его и остальных, что у славного Камиля теперь начнется новая жизнь. А мне нужно время, чтобы подумать. Да, я настырный, жесткий, своенравный, но я не животное, я тоже умею чувствовать, и у меня есть свой предел. Только ты не права, Тара. Ты не хотела заметить того, что должна была. Если ты меня не ненавидишь, то мне ты не не нужна, как ты говоришь. Пойдем, мне уже невыносимо здесь оставаться! – обойдя Камиля, Хаям, обхватив затылок свой жены, прижался к ней на миг, проникая в её разум, благодаря их особой связи. Дав команду безвольному Камилю, он быстро закинул себе на спину свою ношу, и помчался вперед.

Обхватив его за плечи, Тара старалась, она заставляла себя не думать, о произошедшем, чтобы не разрыдаться прямо на Хаяме. Сегодня случилось что-то ужасное. Потом, она даст волю себе потом.

Наконец-то этот путь завершился! Они оказались на опушке, как раз перед шатрами клана ветра.

– Иди, Тара. Ему повезло ещё раз. Ещё раз, я отступил от своих правил, – сдержано кивнул ей Хаям. – А знаешь, – добавил он, и девушка обернулась, отойдя от него уже на несколько шагов. – Ты нужна мне даже тогда, когда ты считаешь, что я тебе не нужен. Так мерзко на душе, оттого что ты этого не хочешь принять. Иди! Вернешься, когда посчитаешь нужным, но учти, теперь за тобой будут постоянно следить.

Тара не шла, она плелась в соседнее селение Алишера, а рядом с ней шагал безучастный Камиль, который ещё несколько месяцев назад был её воздухом, её жизнью, её любовью, но теперь она лишила его отрезка той их жизни.

Вольфгары уже знали о её приближении. На встречу выскочили Михас, Шон, Алишер, отправив остальных желающих знать подробности подальше. Состояние Камиля тут же бросалось в глаза. Михас пораженно уставился на застывшего, словно изваяние старшего брата. Сам Алишер, метнув на Камиля быстрый взгляд, кинулся к смертельно бледной девушке, которая, пошатнувшись, стала медленно оседать на землю. Ловкие руки друга не дали ей упасть.

Страдание в её глазах чутко отразились в душе Алишера. Даже те вольфгары, которые не очень близко знали её, и то увидели, что девушку терзает какая-то сильная боль.

– Я …я … он, – и уткнувшись Алишеру в грудь, она, наконец, разревелась, приводя вольфгаров в ещё большее замешательство. Вольфгары пугались таких проявлений человеческих эмоций. Только один Алишер был готов с ней расплакаться, если б умел: