С бьющимся сердцем Джеральд ступил в холл с мозаичным полом, быстро дошел до двери и заглянул в большую уютную комнату. В кресле у огня спал отец — голова запрокинута в сторону дубовой каминной доски, отчего румяное лицо казалось немного сплюснутым, обнажились ноздри, приоткрылся рот. Малейший шум мог его разбудить.

Джеральд мгновение выжидал. Потом бросил молниеносный взгляд в коридор за спиной. Тот утопал во мраке. Еще секунда — и Джеральд взлетел вверх по лестнице. Его чувства были сверхъестественно обострены — казалось, полусонный дом находился полностью в его власти.

На площадке второго этажа он остановился, перевел дух. Там тоже была дверь — в том же месте, что и на первом этаже. Должно быть, комната матери. Он слышал ее шаги, она ходила по комнате со свечой в руке. Наверное, ждала мужа. Джеральд некоторое время всматривался в глубину коридора.

Потом решительно и осторожно двинулся вдоль стены, легко касаясь ее кончиками пальцев. Вот еще одна дверь. Джеральд остановился и прислушался. Было слышно дыхание двух людей. Не то. Он продолжал красться по коридору. Еще одна — на этот раз приоткрытая — дверь. Внутри темно. Пустая комната. Неподалеку ванная — Джеральд ощущал идущее оттуда тепло и запах мыла. И в самом конце коридора еще одна спальня. Ровное нежное дыхание. Она!

С почти неземной осторожностью Джеральд повернул ручку и слегка приоткрыл дверь. Она тихонько скрипнула. Джеральд приоткрыл дверь еще на дюйм, потом еще. Казалось, сердце его остановилось, он не издавал ни одного звука, словно его и на свете не было.

Он уже находился в комнате. Спящий человек все так же ровно дышал. Было очень темно. Джеральд ощупью — дюйм за дюймом — продвигался вперед. Он дотронулся до кровати, прислушиваясь к ровному дыханию, и придвинулся ближе к изголовью, наклонившись, чтобы разглядеть спящего. И вдруг у самого своего лица с ужасом увидел круглую темноволосую голову мальчика.

Придя в себя, Джеральд обернулся — сквозь приоткрытую дверь струился слабый свет. Он быстро покинул комнату, прикрыл, но не защелкнул дверь и торопливо вернулся на площадку перед лестницей. Тут его охватили сомнения. Еще можно было ретироваться.

Нет, невозможно. Об этом нельзя даже думать. Он не отступится. Оставив позади супружескую спальню, Джеральд стал подниматься на третий этаж. Ступеньки поскрипывали под его тяжелым телом — это раздражало. Что, если мать откроет дверь и увидит его! Какой ужас! Именно так! Но пока он удерживал контроль над ситуацией.

Он еще не достиг третьего этажа, когда услышал легкий топот ног, входную дверь закрыли и заперли, послышался голос Урсулы и сонный возглас отца. Джеральд торопливо поднялся на последнюю площадку.

Здесь тоже была приоткрытая дверь, комната пустовала. На ощупь, как слепой, трогая стену руками, он быстро продвигался вперед по коридору, боясь, как бы Урсула не последовала за ним. Вот еще дверь. Он прислушался, напрягая все свои и так чуткие органы чувств. Кто-то ворочался в кровати. Наверное, она.

Очень нежно, сосредоточив все чувства в одном — осязании, Джеральд повернул ручку. Та щелкнула. Он замер. На кровати зашевелились. У него замерло сердце. И все же он повернул ручку до конца и тихонько толкнул дверь. Та скрипнула.

— Урсула? — послышался испуганный голос Гудрун.

Джеральд быстрым движением распахнул дверь и тут же ее прикрыл.

— Это ты, Урсула? — встревоженно повторила Гудрун. По звуку Джеральд понял, что она села в постели. Еще мгновение — и закричит.

— Нет, это я, — сказал Джеральд, нащупывая к ней путь. — Я, Джеральд.

Гудрун была настолько изумлена, что не могла пошевелиться. От удивления и неожиданности она даже не испытала страха.

— Джеральд! — повторила она в полном изумлении. Остановившись у кровати, он протянул к ней руки и случайно коснулся теплой груди, Гудрун отшатнулась.

— Позволь мне зажечь свет, — сказала она, соскакивая с постели.

Джеральд стоял недвижим. Он слышал, как Гудрун берет спички, слышал движение ее пальцев. Затем увидел ее при свете спички — она поднесла ее к свече. Комната ярко осветилась, потом свет стал тускнеть — это пламя то угасало, то вновь устремлялось ввысь.

Гудрун взглянула на мужчину — он стоял по другую сторону кровати. Надвинутая на лоб кепка, застегнутое на все пуговицы — до подбородка — пальто. Выражение лица странное, само лицо светится внутренним огнем. От этого мужчины не уйдешь, как не уйдешь от сверхъестественного существа. Гудрун это поняла, как только его увидела. В сложившейся ситуации есть нечто роковое, и потому ее следует принять.

— Как ты здесь оказался? — спросила она.

— Поднялся по лестнице — дверь была открыта.

Гудрун взглянула на него.

— Твоя дверь тоже не закрыта, — прибавил он.

Гудрун бросилась к двери, заперла ее и вернулась. Она была очень красива — огромные встревоженные глаза, раскрасневшиеся щеки, копна густых стриженых волос откинута назад, изящная белая ночная рубашка до пола.

Гудрун не могла не заметить, что ботинки Джеральда заляпаны глиной, даже брюки перепачканы. Неужели он проделал пешком весь путь? Странно было видеть его в своей комнате рядом с разобранной кроватью.

— Зачем ты пришел? — спросила Гудрун с некоторым раздражением.

— Хотелось, — только и ответил он.

Тот же ответ она прочла и на его лице. Это судьба.

— Ты весь в грязи, — заметила она спокойно, но с явным неудовольствием.

Джеральд оглядел свои ноги.

— Я шел в темноте, — ответил он, внутренне ликуя. Оба молчали. Он стоял по одну сторону смятой постели, она — по другую. Джеральд даже не снял кепку.

— А что тебе нужно от меня? — спросила с вызовом Гудрун.

Он смотрел в сторону и не отвечал. Гудрун прогнала бы незваного гостя, если б не исключительная красота и таинственная привлекательность его чеканного, удивительного лица. Оно было необыкновенно и представляло для нее загадку. Это лицо пленяло ее очарованием истинной красоты, околдовывало, преследовало как ностальгия, как боль.

— Так что же тебе нужно? — повторила Гудрун отрешенным голосом.

Он снял кепку движением, открывающим дорогу мечте, и сделал несколько шагов к женщине, не смея, однако, ее коснуться: ведь она стояла босая, в ночной рубашке, а он был грязный и промокший. Ее глаза, большие, изумленные, были устремлены на него, и в них Джеральд прочитал главный вопрос.

— Я пришел, потому что не мог не прийти, — ответил он. — Почему ты спрашиваешь?

Гудрун смотрела на него с сомнением и удивлением.

— Потому что должна.

Джеральд покачал головой.

— Тут нет ответа, — сказал он со странной безучастностью.

В его манере общаться была невероятная, почти божественная простота и детская непосредственность. Перед ее глазами возник призрак — юный Гермес[107].