– Как, вы разве не знаете? Неужели у вас в Мехико нет ничего такого?

– Может, и есть, только я там никогда не был.

– Ну что ж, раз так, позвольте, я умолчу – пускай это будет для вас приятным сюрпризом. Гуляй-Разгуляй и впрямь место любопытное, вот увидите. Там вы наверняка повстречаете людей, нужных во всех отношениях; впрочем, будет возможность – я сам вас с ними сведу.

– Мы с приятелем, уважаемый дон Педро, даже не знаем, как вас и благодарить за такую любезность. Но поживем – увидим: может, однажды нам выпадет случай доказать вам свою признательность.

– Да, – подхватил Питриан, – и слава богу! И тогда уж мы не ударим в грязь лицом!

– Ладно вам, сеньоры, не будем об этом. Я делаю то, что сделал бы всякий добропорядочный человек, увидев, что его друзья оказались в затруднительном положении. Боже мой, ведь должны же люди помогать друг другу! Мы же не гринго[71] какие-нибудь, а добрые христиане, и наш долг – показывать это при первой же возможности… Ну а чем займемся теперь?

– Идем!

– Что ж, пошли!

Они втроем вышли из комнаты и покинули трактир, обменявшись перед тем короткими приветствиями с трактирщиком, без чего дон Педро никак не мог обойтись, потому как этот славный малый был его кумом.

План, предложенный доном Педро Гарсиасом и одобренный обоими Береговыми братьями, был выполнен точь-в-точь.

После прогулки по бульвару они втроем зашли в харчевню, и там Олоне довелось убедиться, что опасения доброго селянина по его с Питрианом поводу были отнюдь не беспочвенны.

Не успели они войти в общую залу, как на них устремились подозрительные взгляды большинства посетителей; голоса при их нежданном появлении тут же попритихли.

Наши Береговые братья, памятуя о том, что ночь им придется отчасти провести вне стен трактира, вооружились каждый мачете – тесаком с прямым и очень широким лезвием, закрепив его на бедре кожаным ремешком и пропустив через железное кольцо вместо ножен; кроме того, каждый же припрятал у себя за крепдешиновым поясом кинжал и парочку добрых пистолетов.

Упомянем вскользь и о сарапе – накидке с разрезом посередине, служащей мексиканцам чем-то вроде плаща, который днем они носят на плече, а при необходимости используют наподобие щита.

Общее настроение, с каким их встретили в харчевне, слегка встревожило Олоне: ему, понятно, не хотелось ни с кем ссориться, поскольку ничего хорошего им с товарищем это не обещало. И он был приятно удивлен, когда через четверть часа сотрапезники в зале вернулись к прерванным разговорам и занялись своими делами, как будто совершенно забыв о двух чужаках. Больше того, под конец обеда иные гости, перемолвившись вполголоса с селянином, даже заговорили накоротке и с нашими погонщиками, притом уже без всякой подозрительности.

Наконец, отобедав, трое наших друзей расплатились по счету и ушли, заметив, к своему удовольствию, что на их прощальные жесты посетители отвечали с такой же учтивостью.

– А теперь, – заявил своим друзьям дон Педро, – если не возражаете, мы отправимся в Гуляй-Разгуляй.

– Мы к вашим услугам, сеньор, – ответствовал Олоне.

– Кстати, у вас есть с собой оружие?

– Оружие? Но зачем? – в один голос удивились двое друзей.

– Да так, – с некоторым смущением проговорил добрый селянин, – сами знаете, осторожность нигде не помешает.

– Неужели там, куда вы нас ведете, нам есть чего бояться?

– Ровным счетом ничего, я так думаю. Но ссоры обычно возникают из-за пустяков. А посему никогда не грех иметь при себе что-нибудь для самообороны, я так считаю.

– О, тут уж будьте спокойны. Не считая, как видите, мачете, у нас имеется и другое оружие, и уж с ним-то в случае чего мы заставим себя уважать.

– Тогда вперед! И да хранит нас Бог! Но главное – от меня ни на шаг!

– Мы вас не подведем, тем более что даже не знаем, куда вы нас ведете, хотя с ваших слов и так ясно, что нам не худо бы следить за своими действиями и словами.

– Приятно иметь дело с толковыми людьми, которые все понимают с полуслова, – заметил добрый селянин и по привычке громко расхохотался.

В эпоху испанского владычества Мексика была совсем другой страной, не то что в наши дни; даже трудно сравнивать ее нынешнее положение с тем, в каком она пребывала в те далекие времена.

Население сгибалось под непосильным железным ярмом, законы отличались безжалостной непреклонностью.

Между тем в крупных городах, особенно портовых, властям приходилось давать отдушину кипучим страстям южной природы, поэтому в тамошних захудалых кварталах скорее с попустительства, нежели разрешения, полиции было предостаточно домов более чем подозрительных, служивших пристанищем для разношерстного сброда – подонков, отщепенцев и висельников всех мастей, совершенно спокойно приходивших туда сбывать награбленное и замышлять новые злодеяния.

Эти своего рода притоны, каких предостаточно и у нас во Франции, даже в те времена, о которых мы ведем речь, навевали такой ужас на порядочных людей, что все эти celadores, veladores, serenos[72] и прочие служители общественного спокойствия старательно обходили подобные злачные места стороной и лишь порой и весьма неохотно отваживались подходить к ним на близкое расстояние – когда знали, что им хватит сил дать отпор разбойникам, которыми кишели эти трущобы и соседние кварталы.

Если иной раз ночью до полицейских надзирателей, расставленных по углам улиц, доносился шум драки, они остерегались вмешиваться, потому как драчуны обычно их не жаловали и могли запросто с ними поквитаться. На другой день горе-надзиратели попросту подбирали один-два разбухших трупа, валявшихся в каком-нибудь грязном проулке или сточной канаве, и этим все сказано.

Среди подобных злачных мест самыми опасными считались так называемые Гуляй-Разгуляй, потому как они скрывались за вполне благопристойными вывесками и фасадами, вводившими людей в заблуждение.

Место, куда дон Педро Гарсиас вел двух наших друзей, и было, по его словам, одним из таких Гуляй-Разгуляев, притом самых известных в Веракрусе. Там обыкновенно собиралось самое отребье общества, состоявшее из бродяг со всех провинций Новой Испании, всякого рода авантюристов да бежавших со своих кораблей матросов из Европы, которых по случаю завербовали на причалах Эль-Ферроля, Кадиса или Малаги.

Притон Гуляй-Разгуляй помещался в проулке близ гавани. Этот проулок представлял собой довольно мрачную улочку, которая пользовалась не самой доброй славой; начиналась она за собором и вела к реке. Улочку эту, узкую и грязную, куда никогда не проникало солнце, обрамляли полуразвалившиеся лачуги, где ютились последние отбросы общества. Она и днем-то имела зловещий вид, а ночью и подавно.