Этот феерический обман вскрылся бы гораздо раньше.

— Иди сюда, — Ветров сам накрывает мои пальцы своей ладонью и притягивает к себе, заставляя меня прижаться щекой к его небритой скуле. — Давай на это сейчас забьем, Вик. Я хочу разодрать этого мудака на части, медленно, со вкусом, увы — придется обойтись более законными методами мести. А ты… Давай больше таких секретов ты от меня заводить не будешь?

Милосердное предложение “взять и забыть”. Если честно, я на него не очень-то и рассчитывала.

— Да кто бы говорил мне про секреты, — я ворчу по привычке, тем не менее, с усталым удовольствием дышу, уткнувшись губами в сгиб шеи Яра. От него пахнет лекарствами, кровью — самую малость, но даже так, это его запах, мой любимый, тот самый, который делает воздух невыносимо вкусным. — Сам-то сколько тогда со своими подозрениями варился?

Он тихонько вздыхает и обнимает меня крепче.

— Прости, — кротко произносит Яр, и если честно — первый раз я слышу его таким, открытым и искренним одновременно, — прости меня, Ви. Можешь не за все, что было, но хотя бы вот за то, что молчал…

Да я вообще-то уже… Причем по полному списку. Вот бы еще подобрать такие слова, чтобы это ему объяснить…

Я все-таки отодвигаюсь от Яра, мне интересно — как на это все смотрит Маруська, уж больно подозрительно она притихла. Ну, так и есть…

Наша дочь. Вот во всем — наша с Яром. С ужасно хитрой лисьей мордашкой она затаилась, прижавшись щекой к папиному предплечью, и смотрит на нас с таким довольнющим видом…

Да, малышка, кажется, твой папа сдержит слово — и в итоге со мной все-таки помирится. Уже даже я всеми руками “за”.

Мы молчим. Все втроем молчим, предпочитая только крепче вцепиться друг в дружку. Сейчас это, пожалуй, самое необходимое — просто побыть друг с другом рядом, чтобы убедиться, что это все — реальное. Что мы действительно вместе, друг у друга. Нам в кои-то веки никто и ничто не мешает. Все позади, все чужие козни, все наши ошибки. И даже я больше не оттягиваю себя за волосы от этого мужчины. Я просто сдалась тому, что понимала чуть ли не тогда, первый раз за эти восемь лет встретив Яра у ресторана. Я без него не могу, я без него мертвая, пусть даже и прямоходящая, но все равно что зомби, голодная до крови и не способная ею насытиться.

И он без меня не может тоже...

Жаль, что мы не можем поговорить, еще не можем — не при Маруське должны вестись те разговоры, слишком много в них взрослых тем не для её любопытных ушек. Но я подожду, я терпеливая, я без него восемь лет терпела, потерплю какие-то десять-пятнадцать дней. Тем более, что я же продолжу его навещать! И не упущу ни дня!

Мы сидим вот так, сбившись в этакую дышащую в унисон человеческую безмолвную кучку, ровно до той секунды, когда к нам с укоризненной физиономией заглядывает медсестра, намекая, что вот сейчас уже точно все, и пора бы нам дать нашему пациенту нормально отдохнуть.

Вот тут приходится все-таки расплести руки, недовольно хмурясь и бурча всякие неприятные словечки в адрес дурацкого больничного распорядка, стать тремя отдельными людьми.

— Вы зайдете завтра?

— Ты задаешь такие дурацкие вопросы, Ветров.

— Кто тебе сказал, что это вопрос, Ви? Это уведомление. Вы зайдете завтра. Я буду ждать.

Физиономия у Ветрова самая что ни на есть бесстыжая. Он дурачится и это даже слегка скрадывает все нежелание сейчас расходиться в разные стороны.

— Ваше мнение ужасно важно для нашей компании, — тоном автоответчика откликаюсь я, — оператор обработает ваш запрос в штатном режиме. Решение по вашему вопросу будет направлено вам отдельным сообщением.

— Единственно возможное положительное решение, — корректирует мои формулировки Яр, и от его улыбки мне становится тепло.

— До завтра, папочка, — Маруську к двери приходится тянуть, и в отличие от меня, она решает не вредничать.

До завтра, да.

Все-таки он прав, и решение я могу принять только строго положительное.

Желудок снова предательски скулит. Одного кекса ему внезапно оказывается мало. Интересно, когда это все вообще закончится?

52. Создана для меня

— Викки…

— Ветров.

Она фамильничает, то ли по привычке, то ли из своей привычной вредности, но даже это уже становится бесконечно приятным. Я даже не скрываю, что просыпаюсь в семь утра, в немыслимую рань в больничном режиме, лишь потому что первым делом тянусь к тумбочке за телефоном, чтобы услышать свою фамилию, сказанную таким до чертиков родным голосом.

И Викки не обманывает моих ожиданий.

— Меня выписывают сегодня, — произношу я, пытаясь представить как Викки сейчас выглядит. Еще в постели? Недавно вышла из душа? Забилась на кухню и пьет там чай, в одной лишь огромной, будто снятой со слона, футболке вечно сползающей с одного её плеча?

Какой вариант не возьми — все равно до звона в ушах будоражаще.

— Ну что ж, Денису Витальевичу нужно поставить памятник в полный рост, — мягко хихикает Викки, — он выдержал твой прессинг целую неделю, любого другого ты сломал бы день на третий.

Да, в этот раз мне попался действительно крепкий орешек.

— А я-то по тебе смертельно соскучился, — фыркаю я, с шутливым укором. На самом деле, приятно слышать, как тихонько вздыхает с той стороны трубки Ви.

— Я по тебе тоже.

Не знаю, сколько пальцев за меня скрестила на своей руке фортуна, но даже я понимаю, что тот еще везучий ублюдок. Эта потрясающая женщина по мне скучает. У неё и меня есть просто нереально классная дочь. И мне все это выдали в неограниченном лимите. Даже драматично подохнуть мне не дали, хотя, возможно это и был бы лучший конец, оплативший Викки кровью мою перед ней задолженность.

Увы, мой характер не изменился ни на йоту. Я не был намерен умирать, ради закрытия кармических долгов, нет — пусть мне понадобится одна бесконечно долгая жизнь, пусть вся она будет заточена на то, чтобы рядом со мной Викки была счастлива каждую секунду — окей, пусть так будет. Легко не будет, но я с этим как-нибудь справлюсь. Главное — не дать больше в обиду моих девочек.

— Нужно будет сегодня уехать с работы пораньше, хоть на пару часов, — задумчиво тянет Викки, — я не была в квартире все это время, но нужно хотя бы вызвать клинеров, чтобы убрали пыль, до того как ты приедешь.

Разговор совершенно неожиданно забредает в ту степь, подход к которой я все еще разыскивал.

— Ви, — и все равно не получается задать этот вопрос без паузы, — ты не передумала?