ещё лучше хорошенько напугать его, то станете вы при дворе наиболее влиятельной особой.

– Оно мне надо? – презрительно скривилась Миранда.

– Мне-то неведомо, что вам надобно, миледи. Но что бы то ни было, я постараюсь приложить максимум усилий, чтобы вы то получили. Лишь скажите, что мне для этого сделать надо.

– У тебя есть влияние на его личную охрану?

– Он её вызывает очень редко, лишь в крайних случаях, и я могу в самом начале разговора обрезать шнур, и никого он вызвать не сможет, даже если захочет.

– А если закричит?

– Там звукоизоляция хорошая. Не услышит никто ничего. А если вы в начале разговора покорную простушку изобразите, чтобы я, не привлекая его внимания, шнур покороче обрезать мог и ключ от замка стащить, то эти покои скорее ловушкой для него станут, чем для вас.

– Рискну поверить, может, этим моё прощение и заслужишь. Только учти, если испугаешься и подставить захочешь, адские пытки я тебе на земле устрою.

– Не посмею, не посмею даже помыслить о таком, миледи. Поклялся я, миледи, вам преданным быть… Перед Богом поклялся.

– Это когда же успел?

– Когда ушли вы с главным инквизитором, палач так в тисках зажал, что я был готов не только вам поклясться служить, а душу дьяволу продать. Вот ею он меня и заставил поклясться… Я поклялся.

– Кости тебе он вроде никакие не переломал, – Миранда окинула по-прежнему стоящего перед ней на коленях шута заинтересованным взглядом. – А ты про продажу души разговор завёл… Для чего? Меня в пособницы дьявола записать решил?

– Что вы, миледи, – шут испуганно замотал головой, – не к тому сказал это.

– А к чему?

– К тому, что ни в жизнь не посмею клятвы нарушить. Гореть мне тогда в аду не только при жизни, но и после смерти, я сам на то согласие дал, – он нервно сглотнул, и, облизнув губы, продолжил, – но не дать не мог, палач у инквизиторов умеет и, не ломая кости, заставлять соглашаться на всё.

– Не догадываешься, почему он так с тобой?

– Он сказал… Сказал, что посмел я тень навести на Его Святейшество своими обвинениями, что его названная дочь – фейри. И его дело мозги мне вправить и раскаяться заставить. И что если не поклянусь я преданно служить вам, то со стола его не встану…

– Однако, как я погляжу, сомнения у тебя до сих пор относительно меня есть… Так что со своей работой он явно не справился.

– Я не посмею вас ни в чём обвинить и служить преданно буду. Так не всё ли вам равно, кем я вас считаю? – нервно сцепив перед собой руки, тихо проговорил он.

– А ну, честно отвечай, кем считаешь, если опять к палачу вернуться не хочешь! – Миранда не только придала голосу напор, но и ввела воздействие, способствующее откровенности.

– Вы не фейри, миледи, – тихо пробормотал шут, – я теперь это могу кому угодно под присягой подтвердить.

– Ну наконец-то, – удовлетворённо хмыкнула она, – а то мне уже надоедать твои новые сомнения стали.

– Но вы всё равно не та, за кого себя выдаёте, – неожиданно продолжил он явно неоконченную им предыдущую фразу. – Кто вы всё же на самом деле? – в его взгляде светился неподдельный интерес.

– С утра вроде супругой герцога была, и если ничего не поменялось, то ей же и являюсь пока, – она иронично усмехнулась. – А вот кем ты станешь, если любопытство своё не уймёшь, не решила пока.

– Славно вы окорачивать умеете, – нервно сглотнув, поспешно отвёл он взгляд. – Виноват. Не посмею больше ни о чём спрашивать.

– А ты сообразителен, хоть и шут…

– Мне без этого никак, миледи. Для того чтобы дураком прикидываться, недюжинная сообразительность нужна. Только вы всё равно не только герцогиня…

– Ну и кем меня считаешь? – её губы недовольно скривились.

– Вы… – он замялся немного, а потом, не сумев справиться с вызванной её воздействием волной откровенности, решительно выдохнул: – Вы – агент инквизиции, миледи, причём, похоже, всегда им были. И Вальда им сдали именно вы.

– То, что агент инквизиции, это смешно отрицать, – абсолютно спокойно с усмешкой проговорила она, внутренне вся напрягшись, потому что утверждение шута выводило её на новый виток разборок с ним. – Названая дочь её главы не может им не быть, но вот про Вальда не поняла. Это кто?

– Вы никогда не слышали о нём? – шут скосил на неё недоверчивый взгляд.

– Впервые от тебя сейчас. Ты этим в чём-то обвинить меня хочешь? – её брови грозно сошлись на переносице. – Никак успокоиться не можешь и власть мою принять? Ларгус явно разучился работать, надо было тебе пару ребёр сломать, чтобы при каждом вздохе вспоминал своё обещание. Но ничего, при случае Его Святейшеству на работу его пожалуюсь, и он исправит своё упущение.

В глазах шута полыхнул явный испуг:

– Так зовут палача? Вы знаете его имя?

– Мартин, – Миранда перешла на угрожающий шёпот. – Я там всех знаю, поскольку очень долго во дворце инквизиции жила, пока меня Его Святейшество замуж не выдал, приданое за меня герцогу хорошее дав. Так что ты зря моё терпение испытываешь.

– То есть про секретные покои короля вы знаете от инквизиторов?

– Да, и не только про них. Ты явно недооцениваешь возможности инквизиции…

– Но тогда почему вы имя моё не знали? – цепляясь за последние сомнения, как за спасительную соломинку, смятенно пробормотал шут.

– Ты слишком мелкая сошка, – она поморщилась, – о тебе не говорят, а если и говорят, то имя не упоминают. Ты для всех лишь шут.

– Кстати, странно, что столько живя во дворце инквизиции, имя Вальда вы не слышали… Хотя десять лет прошло, может, и не вспоминают о нём там.

– Вальд… Вальд, – задумчиво протянула она. – А о нём должны были вспоминать? Постой, ты о том колдуне, которого сожгли десять лет назад? И ты посчитал, что это я его выследила? Лестно… Считай, что я. Должны же у меня какие-нибудь заслуги перед инквизицией быть… Будем считать, что эти.

– А они другие? – не удержался он от вопроса.

– Заткнись! – тут же рявкнула она, поскольку расширять спектр переданной шуту информации в её планы не входило. – Ты слишком любопытен! И сообразительность твоя тебя явно подвела. Меня утомлять твоё поведение стало, пожалуй, всё же прикажу тебя выпороть, чтобы язык, наконец, прикусил и место своё знал!

В её голосе звучала такая неприкрытая злость и решимость, что шут моментально распластался перед ней на полу, начав слёзно причитать:

– Прошу, миледи, смилостивитесь, не надо. Я заткнусь и так. Не посмею более. Простите. Простите великодушно. Виноват.

– Ты