class="p1">Бедект лежал в грязи. В панике он быстро огляделся в поисках Дака. Где это чудовище? Булава… Бедект ожидал, пока его мозг сейчас взорвется, разметав по деревьям червяков мыслей. Штелен сидела с одной стороны, Вихтих – с другой.

Клептик плюнула в огонь, ее слюна зашипела, лопаясь и воняя, как и ее гниющие зубы. Она больше не выглядела мертвой.

«Огонь?..»

– Она отвратительна, – сказала Цюкунфт.

Она сидела на противоположной стороне костра, одна. Девушка закуталась в одеяло и расширившимися от ужаса глазами смотрела на Бедекта и его друзей. Зеркало лежало у ее ноги, но в светлой поверхности плясали только языки пламени.

– Я – Величайший Фехтовальщик в Мире, – сказал Вихтих, вороша дрова в костре палкой.

Бедект уставился на Цюкунфт. Силуэт ее колебался и дрожал в волнах горячего воздуха над костром.

«Она выглядит менее реальной, чем Вихтих и Штелен».

– Где? – спросил он.

– Несколько часов назад мы нашли город. Ты начал орать на всех. Пришлось очень быстро убраться оттуда.

– Она лжет, – сказала Штелен. – Она могла бы найти тебе лекаря в городе, хотя бы кого-нибудь, срезать гниль и прижечь рану.

Штелен плюнула в Цюкунфт, и девушка вздрогнула.

– Она хочет, чтобы ты умер, – сказала клептик.

– Это неправда, – тихо сказала Цюкунфт, еще сильнее закутываясь в одеяло.

Унбраухбар? В памяти Бедекта промелькнуло смутное воспоминание – люди, дома…

Что-то было не так.

– Ты видишь их? – спросил он, кивая на Штелен и Вихтиха.

Цюкунфт кивнула.

– Они действительно здесь?

Цюкунфт отрицательно потрясла головой:

– Нет.

– Но…

– Ты бредишь, – сказала она. – Твое безумие воплощается в реальности.

– Это невозможно, – прошептал Бедект. – Я в здравом уме.

– Это невозможно, – плаксивым голосом передразнила его Штелен. – Я в здравом уме.

Отец Бедекта поднялся из костра, гигантский мужчина с кожаным ремнем, обмотанным вокруг могучего кулака, и тяжелая пряжка свисала в молчаливом обещании. Он принялся лупить Бедекта ремнем, срывая кожу и мясо до кости. Бедект съежился, скуля, как маленький мальчик, пытаясь спрятаться от отцовского гнева. За ними появилась из пустоты мать Бедекта – она кричала, но ничем не могла помочь. Отец переключился на нее, вытянул ее ремнем по лицу, и женщина упала, а он все хлестал ее, хлестал, ремень поднимался и опускался, забрызгивая стены комнаты кровью.

Бедект, Штелен, Вихтих и Цюкунфт смотрели, как второй Бедект, молодой и сильный, пока еще только со шрамами от тех ран, что нанес ему отец, поднимается в огне и поражает могучего противника. Смотрели, как он обнимает свою мать, обещая, что эта скотина больше никогда не причинит ей вреда. Смотрели, как вытаскивает отца на задний двор их лачуги и закапывает там среди овощей. Когда его мать умерла от ран, они смотрели, как он уходит, чтобы никогда не вернуться.

– Всегда убегаешь, – сказала Штелен. – С самого начала.

Бедект уставился в огонь.

– Ты не настоящая.

Они видели, как он принимает участие то в одной войне, то в другой, иногда армия, к которой он примкнул, побеждала, и тогда он грабил и делил добычу вместе с остальными; иногда – проигрывала, и тогда Бедект бежал, спасая свою жизнь. Они видели битву при Зиннлосе, когда гайстескранкен из Зигеров заставил городские стены сначала пойти трещинами, а потом и вовсе рухнуть. В этой битве он лишился пальцев – и обручального кольца вместе с одним, они видели, как оно катится прочь, подпрыгивая, а потом тонет в грязи. И вот Бедект бежит снова, бросив своих друзей, – людей, с которыми сражался бок о бок, вместе пил и ходил по бабам.

– Я – Величайший Мечник в Мире, – сказал Вихтих, глядя на остальных сквозь пальцы – сквозь дыру, оставшуюся на месте двух из них.

– Тебя здесь нет, – сказал Бедект. Он посмотрел на Цюкунфт через костер. – И тебя тоже. Я сплю и вижу кошмар.

– Не спишь, – ответила Цюкунфт. – И я – здесь.

– Нет.

– Всегда убегаешь, – повторила Штелен.

– От тебя я не убегал.

– Кому ты лжешь? – спросила клептик. – Ей? – она злобно посмотрела на Цюкунфт. – Или себе.

– Я остановлю Моргена.

– Если бы ты действительно собирался остановить этого маленького паршивца, ты бы сделал это, пока ты был еще мертв и имел власть над ним. Он был связан с тобой Кредо Воина. А ты убежал.

Почему он не остановил Моргена в Послесмертии? Он не мог вспомнить. Из-за списка? Бедект изо всех сил пытался объяснить:

– Я исправлю ущерб, который нанес.

Штелен гнусаво-насмешливо фыркнула.

– Пойдет в бой и убьет за малую монету, – сказала она. – Но при этом он – трус.

– Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем, – огрызнулся Бедект, пытаясь сохранить самообладание.

– Почему же ты тогда не бросил мою сестру? – спросила Ферганген из зеркала.

– Оставь его в покое, – умоляюще произнесла Цюкунфт.

– Ничего из этого не происходит на самом деле, – сказал Бедект. – Это все горячечный бред. Я умираю и брежу из-за лихорадки. Я все еще в здравом уме.

– Я все еще в здравом уме, – проскулила Штелен. – Люди в здравом уме умирают от всех видов ужасных смертей, и ни разу они не сошли с ума при этом, и их безумие не воплотилось в реальность.

– Я в здравом уме.

– Скажи ей, почему ты ее не бросил, – потребовала Штелен, кивнув на Цюкунфт. – Ты любишь ее, не так ли? Старый грязный кабан. Ты хочешь войти в эту идеальную бледную плоть, отравить ее своей скверной.

Бедект помнил каждый раз, когда перед ним мелькало ее бедро или изгиб груди. Помнил, как она выглядела в мокрой, облепившей ее тело рубашке и юбке. И снова и снова каждый изгиб ее тела появлялся в отблесках костра. Он галлюцинировал эти моменты на глазах у всех.

– Я никогда…

Он не мог закончить мысль. Разве он никогда не хотел трахнуть ее? Он все время думал об этом. Она была молода, красива. Но суть была не в этом. Он никогда не предпринимал никаких действий в этом направлении, не относился к этим своим желаниям всерьез. Он никогда не прикоснется к ней, никогда не развратит ее.

– Я не стану.

Цюкунфт спряталась в одеяло, широко раскрытыми глазами глядя на образы своего тела в пламени костра, видя себя такой, какой он ее воспринимал.

– Это не я. Я не настолько чиста.

– Я никогда…

– Ты не смеешь, – сказала Штелен, глядя на девушку с ненавистью и тоской. – Трус.

Она зашмыгала носом, и Бедект понял, что клептик борется со слезами.

– Я любила тебя, а ты меня бросил. Ты ни разу даже не сказал… – она осеклась на полуслове.

Бедект вспомнил ту ночь в