ничего не слышал и заваливался влево. Его лицо – его когда-то прекрасное, безупречное лицо – превратилось в кусок сырого фарша. Ощущалось, по крайней мере, именно так.

Он отвлек себя от мрачных мыслей, проиграв в голове схватки с Опферламм. На самом деле никакого урока он ей не давал. Он просто хотел узнать, как у него получится, увидеть, сможет ли он сражаться в той же манере, как тот уродливый старик из его сна. Он смог.

Оглянувшись через плечо, Вихтих увидел Опферламм. Она, нахмурившись, сосредоточенно думала о чем-то. Одни боги знали о чем, но им было наверняка наплевать.

«Она напоминает мне меня. Но она гораздо менее привлекательна, чем я, – Вихтих оскалился под дождем. – Гораздо менее привлекательная, чем я был раньше».

Это Бедект во всем виноват.

«Я погиб из-за этой его дурацкой затеи – украсть у Геборене мальчишку, их будущего бога».

Он потер костяшки отрубленных пальцев.

«Я теперь покрыт шрамами с ног до головы из-за того, что Бедект бросил меня в Послесмертии».

Вихтих никак не мог нести ответственность за это. Или мог?

– Чем я занимаюсь? – прошептал он.

Он знал, что на прошлом лучше не зацикливаться, и он знал, что лучше не задавать себе вопросов.

«Размышления порождают меланхолию».

Размышления приводили только к неприятностям и депрессии. А благодаря Бедекту и те и другие и так были совсем близко. Вихтих сосредоточился на их коротком спарринге с ученицей.

«Она неплохо обращается с мечом», – решил он. Опферламм могла стать реальным соперником для него.

«Если я убью девчонку, это будет совсем уж какой-то позор».

Лошади брели по бесконечной грязи.

«Пусть Морген и Нахт, его дурацкое Отражение, лесом идут. Я убью этого жирного старого говнюка, Бедекта».

Оглядываясь назад, можно было уверенно сказать, что Бедект был причиной всех бед Вихтиха. Теперь стало окончательно ясно, что отправиться путешествовать вместе с придурком, вооруженным топором, было худшим решением в его жизни. Он должен был остаться в Траурихе. Он уже был известен как поэт, составлял конкуренцию тому халтурщику-котардисту, Хальберу Тоду. Конечно, Вихтих ушел от жены еще до встречи с Бедектом, но покинул Траурих только потому, что старый козел наобещал ему славу и богатство. Вихтих испытывал твердую уверенность, что если бы не Бедект, он помирился бы с женой и стал бы хорошим отцом – каким и должен был стать.

«Боги, я скучаю по Флуху».

Этот пацан все время во что-нибудь вляпывался.

Из-за Бедекта Вихтих потерял все: жену, сына, да и поэтом так и не стал.

«Кто знает, может быть, я бы даже вернулся в Гельдангелегенхайтен и снова устроился бы в дворцовую стражу».

Оглядываясь назад, он осознал, что это была самая высокооплачиваемая и самая непыльная работенка, которой он когда-либо занимался. Он купался в деньгах, спал с женами и дочерями богачей и каждый вечер выпивал со своим товарищем-охранником. Ему никогда не понять, почему жена потребовала, чтобы они уехали оттуда. Из великолепного особняка – сплошной мрамор и бронза – они перебрались в двухкомнатную лачугу в Траурихе, пахнущую ногами. Вроде бы жена хотела жить поближе к матери. Он не мог точно вспомнить.

Так или иначе, Бедект испортил все. И теперь Вихтих скакал во весь опор, чтобы спасти старого козла от самой страшной и опасной женщины, которую знал в жизни. Ну, может быть, он скакал его спасти. На самом деле он еще не решил. Ясно дело, помочь Штелен грохнуть Бедекта было проще и безопаснее.

«Чего она могла от меня ожидать? Что я останусь с ней? Нет, конечно».

А вот на Бедекта она злится по-настоящему.

Блёд фыркнула и испустила газы – особо вонючие. Вихтиху пришлось проехать шагов двадцать, прежде чем он выбрался из облака омерзительного запаха. Опечаленный, жалкий, Вихтих сгорбился в тоске, дождь стучал его по плечам и колол лицо множеством капель-игл.

Опферламм пнула лошадь – Вихтих не мог вспомнить, какое имя она ей дала, – пустила ее рысью и догнала своего мастера.

«„Мастер“ – а что, мне нравится».

Надо будет сказать девушке, что она должна обращаться к нему именно так, пока обучение не будет закончено.

Она выглядела несчастной, промокла насквозь и дрожала от холода. Из носа у нее лились сопли вперемешку с дождем. При виде страданий Опферламм Вихтих несколько ободрился.

Девушка прикрыла глаза рукой и хмуро вгляделась во мрак впереди.

– С почвой что-то не так, – закричала она сквозь неумолчный шум дождя.

Увидев первое тело, Вихтих сначала даже не понял, что он видит. Это была женщина в обрывках готлосского мундира. Выглядела она так, словно что-то большое проложило путь наружу сквозь ее тело, прямо из груди; как фрукт, который пытались очистить и в нетерпении разорвали пополам.

– Кто-то будто бы носил ее тело как платье, – сказала Опферламм, разглядывая окровавленные останки. – И потом взял и сбросил его.

Вихтих наклонился в седле, чтобы рассмотреть труп получше.

– Она что, взорвалась изнутри?

– Посмотри на эти следы от когтей на костях, – ответила Опферламм.

– Будь начеку, – сказал Вихтих, понукая Блёд. – Смотри в оба.

Через десяток ярдов они наткнулись на второй труп. На нем тоже был мундир Готлоса, и выглядел он точно так же, как первый, – как будто что-то процарапало себе путь наружу из человеческого тела огромными когтями.

– А с землей-то что случилось? – спросила Опферламм.

Земля впереди, изрытая зияющими ранами, выглядела так, словно ее возделывал разгневанный и сумасшедший бог. Деревья были вывернуты из почвы и разбросаны всюду, корни торчали к небесам.

Вихтих прищурился – дождь мешал приглядеться толком. И тут он понял, что из разорванной земли торчат не корни или ветки, а человеческие конечности.

– Их слишком много, – сказал он, изо всех сил пытаясь понять, что же он видит.

Здесь лежали сотни людей, все в мундирах Готлоса.

– Нужно поворачивать, – сказала Опферламм.

Лошадь ее осматривалась по сторонам тоже, глаза ее становились все шире, а шаги – все медленнее.

– Да, мы должны повернуть назад.

– Нет, – Вихтих кивнул в сторону пологого склона. – Мы поднимемся на вершину этого холма и как следует рассмотрим, что же это такое тут произошло.

– Может, я подожду здесь?

– Ты поедешь со мной, – Вихтиху не хотелось ехать одному, – или найдешь себе другого учителя.

Вихтих направил Блёд к холму, и животное побрело туда, непрерывно жалобно фыркая. Шаги его звучали странно – как будто оно шло по чему-то мягкому, слегка пружинящему. Опферламм последовала за ним, хотя и не сразу. Количество изуродованных и разорванных тел все возрастало. Казалось, что сама земля вступила в бой и напала на