и гладил по волосам, пока она не успокоилась и не перестала бить его.

– Я не могу сесть на лошадь, пока ты лежишь на мне, – сказал он. – Нам нужно двигаться.

Она отстранилась, глядя на него заплаканными зелеными глазами.

– У тебя есть план? – спросила она.

Бедект расхохотался, стараясь не обращать внимания, насколько безумно звучит его смех.

– Нет.

Глава тридцать восьмая

Вот уже тысячи поколений натурфилософов спорят, какой формы наш мир. Некоторые считают, что он круглый, в то время как другие утверждают, что он плоский. Форштелунг, этот напыщенный болтун, говорит, что если отправиться на запад и пересечь пустыню Басамортуан, то в конце концов окажешься на противоположной стороне гор Гезакт, и что если удастся перебраться и через них, то вернешься в города-государства. Он дурак. Басамортуан не имеет ни конца ни края, все это знают. Войди в пустыню, и все, что ты там найдешь, – это смерть.

Гешихтс Ведреер, историк-философ

Что-то беспокоило Штелен, грызло ее, как выпавший зуб или как Бедект, переживающий за какой-нибудь свой дурацкий план. Однако она не могла понять что. Что-то связанное с Вихтихом?

Несмотря на то, что утром Лебендих выглядела несколько лучше, день, проведенный в седле, не пошел ей на пользу. В прошлый раз, когда клептик украдкой взглянула на нее, мечница выглядела усталой, и тихо сидела в седле, сгорбившись. Ее идеальная осанка куда-то подевалась.

Штелен ехала, глядя перед собой, но чувствуя, что Лебендих смотрит на нее – и смотрит на протяжении уже нескольких миль.

«Я дождусь, пока ты задашь свой треклятый вопрос. Терпеливее меня человека нет».

Лебендих могла, наконец, спросить о том, что ее интересовало, или продолжать молчать. Штелен была не в настроении играть в эти игры. Если бы мечница хотела о чем-то поговорить, она и сама могла поднять эту тему. Проклятье, почему ей нужно было, чтобы именно Штелен начинала любой разговор?

«Ты знаешь, что дела обстоят не совсем так».

Неважно. Она сердилась, а когда сердилась, факты не имели значения.

«Это Вихтих так всегда говорил».

– Что? – спросила Штелен, не глядя на Лебендих.

– Зачем мы забрали второй меч Вихтиха?

Меч идиота все еще висел на плече Штелен.

– Продадим, – ответила она.

– Его можно было продать в Унбраухбаре, – сказала Лебендих.

– В столице за него больше заплатят, – произнесла Штелен, глядя прямо перед собой.

– У нас и так денег куры не клюют.

Штелен пожала плечами.

– Ты не для того оставила меч при себе, чтобы вернуть его Вихтиху?

– Черт возьми, нет, – Штелен сплюнула забившуюся в рот дорожную пыль.

– Он должен знать, что я его переиграла, – сказала она и тут же пожалела об этом.

– Когда ты убьешь его, он и так это поймет, разве нет?

– Нет.

– Ты уверена, что хочешь убить его?

– Да.

«Правда? Зачем же тогда ты таскаешь его треклятый меч?»

Она вспомнила фигурку Вихтиха, израненного и покрытого шрамами. Он выглядел испуганным, как будто наконец осознал, что смертен. Почему при виде страдающего Вихтиха ее охватывало беспокойство? На протяжении многих лет она получала огромное удовольствие, заставляя его страдать. Сколько раз она его обворовывала, а потом демонстративно давала ему это понять, зная, что он не может поймать ее за руку, и от души радуясь этому?

«Я воровала у него, чтобы заставить его страдать – для чего же еще?»

И все же, несмотря на то, что он был ублюдком и манипулятором, она испытывала странное чувство. Она защищала этого идиота. Мечник был слишком глуп, чтобы позаботиться о себе.

Штелен выпрямилась и озадаченно нахмурилась.

– Что случилось? – спросила Лебендих.

– Ничего.

«Я не знаю, где Вихтих».

Она вдруг поняла, что с того момента, как покинула Послесмертие, всегда знала, где находится мечник. Она чувствовала, что может настигнуть его меньше чем за день, если захочет. Теперь он исчез. Она больше совсем не чувствовала его.

«Сдох он, что ли?»

При этой мысли у нее подвело живот, изжога подступила к горлу, и она снова сплюнула. Нет, не мог он этого.

«Фигурки. Ты положила их в сумку Лебендих. Они больше не при тебе».

Неужели статуэтки каким-то образом поддерживали ее связь с Вихтихом и Бедектом?

«Забери их обратно».

Нет, не могла. Она положила их в сумку Лебендих, а все, что там лежало, принадлежало мечнице. Штелен не будет воровать у подруги. Она поклялась себе, что никогда этого не сделает, и из всех клятв, данных за все эти годы, эта была единственной, которую она пока что не нарушила. И не нарушит, как бы ей ни хотелось вернуть те статуэтки. Единственным способом получить их было только попросить.

Штелен заколебалась. Она вспомнила, как ей хотелось отрезать все отвратительное со своей статуэтки. Она знала, что это плохо кончится. Она будет резать и резать до тех пор, пока от фигурки ничего не останется.

«С ней им безопаснее, чем со мной».

Штелен и Лебендих ехали молча. Небо над головой потемнело, хотя до заката было еще далеко. Тучи становились все плотнее – словно бы в небесах была разлита кровь и теперь она свернулась. Давящее, тяжелое предчувствие приближающейся бури висело в воздухе.

– Холодно сегодня, – сказала Лебендих и поежилась.

Штелен хмыкнула.

– Через два дня будем в столице.

– Угу.

– Буря надвигается.

– Угу.

– Тут вокруг много брошенных домов.

– Угу.

– Давай найдем какой-нибудь с целой крышей, пока не полило.

– Угу.

Зигзаг молнии расколол небо, осветил округу дрожащим светом. И с оглушительным раскатом грома на женщин обрушился ледяной ливень. Они тут же промокли до нитки и принялись дрожать.

– Давай найдем дом, – сказала Штелен.

– Угу.

Лошадь Штелен жалобно заржала. Она высоко поднимала ноги, как будто ей не нравилось то, на что ей приходилось наступать. Взглянув вниз, Штелен увидела в грязи лицо молодой женщины. Казалось, будто головы´ под кожей нет, лицо было сорвано с черепа. Она поняла, что вовсе не ветки чахлых деревьев – а других в Готлосе и не росло – торчат из бескрайней грязи вокруг, как она до этого считала.

А человеческие руки и ноги.

– Лебендих, – сказал Штелен.

– Угу.

– Стой.

Лебендих остановилась, раздраженно посмотрев на нее.

– Теперь, под этим треклятым дождем, тебе захотелось поговорить? Давай…

– Трупы.

Лебендих скривилась, но обвела окрестности взглядом, щурясь, чтобы различить хоть что-нибудь в темноте.

– Они словно всплывают из грязи. Может, тут какое-то кладбище?

– Они слишком свежие.

– Надо убираться отсюда.

«Вихтих должен был тоже здесь проехать».

Если бы при виде тел он повернул назад, то столкнулся бы со Штелен и Лебендих.