Безусловно, городская буржуазия как таковая была полностью сломлена; она потеряла то косвенное влияние, которое во II в. оказывала через сенат на государственные дела. Однако это не означает, что она перестала существовать. Новая правящая бюрократия очень скоро вступила в тесные социальные отношения с еще сохранившимися представителями городской буржуазии, и наиболее сильное и богатое ее ядро по-прежнему составляло важный компонент имперской аристократии. На грани исчезновения был средний класс — те деятельные трудолюбивые горожане бесчисленных городов империи, являющиеся связующим звеном между низшим и высшим классами. После катастрофы III в. мы слышим о них очень мало, несмотря на ту роль, которую они играли как curiales городов при взимании налогов императорскими властями. Их все больше угнетали и число их становилось все меньше.

В связи с переменами, произошедшими в среде буржуазии, возникает вопрос: улучшилось ли положение крестьян вследствие их временной победы? Нет никакого сомнения в том, что в ужасной классовой борьбе этого века победителя не было вообще. Если сильно пострадала буржуазия, то и крестьяне ничего не получили. Каждому, кто прочитает цитаты из вышеприведенных жалоб крестьян Малой Азии и Фракии, речи Либания, высказывания Иоанна Хрисостома и Сальвиана, а также конституции Кодексов Феодосия и Юстиниана, станет ясно, что крестьянам IV в. приходилось намного хуже, чем крестьянам II в. Движение, которое выросло из ненависти и зависти и вело к убийствам и разрушениям, закончилось такой нравственной депрессией, что любая стабильность казалась народу более приемлемой, чем перманентная анархия. Поэтому-то и были всеобще одобрены все действия Диоклетиана, направленные на стабилизацию обстановки, даже несмотря на то, что они и не улучшали положения общей массы населения Римской империи.

В конце III в., после бесконечных кровавых гражданских войн, в ходе которых резко и беспощадно обозначились социальные противоречия, общее положение не намного отличалось от ситуации после той первой гражданской войны, которой предшествовало введение принципата. Усталость и омерзение, распространившиеся среди всех слоев населения, не исключая и большей части солдат, увеличивали тоску по миру и порядку. Боевой задор народных масс испарился, и как только людям было обеспечено безопасное существование, как только появилась возможность заниматься повседневным трудом без вечного страха перед новыми потрясениями, нападениями, войнами и убийствами, они ради мирной жизни были готовы пойти на любые условия. Но Римская империя III в. по Р. X. существенно отличалась от империи I в. до Р. X. Гражданская война I в. была в конечном счете борьбой против господства небольшой группы семейств и попыткой подвести структуру государства под его изменившиеся принципы, приспособить конституцию города-государства к потребностям Римской мировой империи. Когда закончился переходный период, который начался с реформ Августа и в ходе которого завершилась борьба против старого сословия сенаторов, включавшего представителей прежде господствовавших римских семейств, и когда затем, как позже показал кризис 69 г., новая государственная структура постепенно укрепилась и получила признание народа, конституционная империя, основой которой являлись города и городская буржуазия, вступила в период спокойного мирного развития. Гражданская война и созданный в результате этой войны принципат Августа не затронули жизненных центров империи и античного мира в целом. Нетронутой осталась та структура, которую вообще следует рассматривать как самое важное достижение Древнего мира и которая возникла и разрушилась вместе с античной культурой, — город-государство. Казалось, что после долгих поисков была найдена организационная форма, позволившая городу-государству стать основой мировой империи. Этой формой являлась просвещенная конституционная монархия, которая опиралась на римский сенат, включавший влиятельнейших высокообразованных людей, на римское сословие всадников и на тысячи подобных объединений по всей империи, муниципальные сенаты.

Структура римского государства оставалась незыблемой до тех пор, пока империя не оказалась перед лицом серьезных внешних опасностей, пока римское оружие и римская администрация были в состоянии поддерживать у своих соседей уважение к империи. Когда чувство почтительного страха стало постепенно ослабевать и соседи Рима возобновили свои нападки, государственная структура начала проявлять признаки опасной для себя слабости. Оказалось, что империя, опираясь только на состоятельные классы, уже не в состоянии противостоять внешним войнам и что необходимо расширить оборонную базу, если империя заинтересована в сохранении прочной государственной системы. Городская буржуазия, благосостояние которой веками создавалось трудом низших классов, в особенности крестьян, не проявила ни желания, ни способности взять на себя защиту империи от внешних врагов. Попытки вдохнуть в буржуазию новую жизнь, увеличить ее численность и вновь возбудить в ней воинственный дух, предпринимаемые всеми императорами первых двух столетий нашей эры, оказались напрасными. Для защиты государства императоры были вынуждены в первую очередь привлечь крестьян, на плечах которых держалось благосостояние империи и которые, занимаясь своим нелегким трудом, никогда не добивались большой степени участия в цивилизации городов или в местной власти. Римская армия постепенно становилась армией крестьян, с представителями высших классов во главе. В основном речь шла о беднейших крестьянах, крестьянском пролетариате, вероятно, поставлявшем армии добровольных рекрутов, к которому в первую очередь обращались деревенские общины, когда был введен принудительный призыв. Следовательно, социальный состав армии (мы здесь не говорим о составе расовом и политическом) второй половины II в. не отличался от социального состава армий Мария и Суллы, Помпея и Цезаря, Антония и Октавиана.

Поэтому совершенно естественно, что эта армия в итоге представляла интересы низших классов империи, точно так же как войско I в. до Р. X. являлось выразителем интересов беднейших римских граждан Италии. Орудием армии при этом были, конечно, ее предводители — императоры, которых она выбирала и которым подчинялась. Поскольку армия никогда не выражала свои интересы в четкой форме и программа (если так можно назвать неясные желания солдат) содержала в себе больше негативного, чем позитивного, события приняли хаотичные формы. Кроме того, городская буржуазия постепенно осознала угрожавшую ей опасность и неоднократно пыталась спасти свое привилегированное положение и предотвратить разрушение государственной структуры в том ее виде, в каком она была во II в.; для этого она также привлекала предводителей армии, императоров. Отсюда — возобновление гражданской войны, свирепствовавшей во всей империи и поставившей ее на край гибели. Притязания армии были направлены на участие всех и каждого в управлении империей, т. е. на дальнейшее социальное сглаживание. До тех пор пока эти в общем и целом негативные цели могли стоять на повестке дня, борьба увенчивалась успехом. Буржуазия подвергалась террору и несла большие потери, сильно страдали города; новые властители — императоры, а также чиновники — выдвигались в основном из крестьянского сословия.