— Мне бы твое спокойствие, — раздраженно заметила Пенелопа. — Рисковать нельзя. Они не должны попасть в руки Скотланд-Ярда. И, тем более, к ребятам из МИ-5!

— Об этом я уже позаботился, — с готовностью откликнулся Кастер. — Мои осведомители сразу сообщат, если выйдут на их след.

Сложившаяся ситуация ее сильно бесила. Профессиональные навыки начальника службы безопасности впервые вызывали вопросы.

— Они должны исчезнуть. Но если их тела вынесет на берег какой-нибудь речки, я, так и быть, не стану сильно злиться на тебя. Это понятно?

— Абсолютно. Что будем делать с Абу-Саидом и его людьми? Они ждут от нас выполнения условий договора.

Пенелопа в задумчивости закусила губу и побарабанила пальцами по подлокотнику.

— Предоставь это мне, — решила она. — Иди, делом займись.

Кастер, стиснув зубы, быстро вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Пенелопа вздохнула и опять включила ТВ-панель. Премьер-министр до сих пор продолжал проникновенную речь о том, как все наше общество в порыве единения и справедливого гнева ответит на вызов, брошенный вероломными убийцами Харпера Джонстона.

* * *

Похороны отца собрали всех членов правящего кабинета и другие видные политические фигуры, а также представителей самых богатых семей Англии. С континента прибыл госсекретарь Евроштатов. Монаршая чета ограничилась извинительным письмом и богато украшенным венком с черной лентой, вышитой настоящим золотом (впрочем, никто и не ожидал, что ради скорбного мероприятия они прервут свой бессрочный отпуск на островах Фиджи). Секретная служба перекрыла движение по Суэйн Лэйн и Честер Роад, а на территорию восточной части Хайгейтского кладбища пускали только по специальным приглашениям. Вокруг траурной процессии сверкали блицы вездесущих репортеров.

Лимузин Пенелопы двигался за катафалком, а следом выстроилась кавалькада из самых дорогих и престижных автомобилей в мире. Колонна двигалась медленно. Агенты секретной службы бежали рядом с машинами, а их цепкие профессиональные взгляды рыскали по толпе в поисках подозрительных зевак. Пенелопа просила расставить по маршруту сотрудников ее службы безопасности, но Оскар Линдли категорически запротестовал и заявил, что организацию и финансирование похорон правительство берет на себя, это дело чести, в конце концов. Ее телохранителей привлекли к обеспечению безопасности только на кладбище.

Вместо Кастера, который рыл носом землю в поисках беглецов, за рулем сидел незнакомый шофер, из новеньких. Пенелопу душило глухое раздражение, ее подмывало отпустить какую-нибудь шпильку, но, как назло, водитель не давал ни единого повода, был предупредителен и вежлив, а временами и вовсе растворялся в окружающей обстановке, словно бестелесный дух.

Решетчатые кладбищенские ворота открылись, пропуская внутрь катафалк. На машины упала тень деревьев. Усыпальницы, склепы, мавзолеи, гробницы… Рядом с архитектурными изысками викторианской эпохи соседствовали аскетичные современные захоронения. Ритуальные сооружения нагнали на Пенелопу тоску. Она мечтала скорее завершить церемонию, но знала, что такое счастье ей не светит.

Кавалькада проехала мимо памятника на могиле Карла Маркса. Пенелопа с нескрываемым отвращением скользнула взглядом по массивной башке с каменной бородой. Из всего идейного наследия немецкого философа лучше всего ей запомнился пассаж из его совместного с Энгельсом «Манифеста коммунистической партии». Говорилось там примерно следующее: вся история человечества — это история борьбы классов; современная буржуазная частная собственность является последним, крайней степени выражением такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими, а коммунистическая теория выражается в уничтожении этой частной собственности. Нынче над идеями Карла и Фридриха чаще посмеивались и даже открыто издевались. Но Пенелопа считала такое отношение легкомысленным и беспечным. Она марксизма побаивалась и не раз благодарила судьбу за то, что дальновидные предки расправились с опасной доктриной, загнав ее в университетские кампусы. Пенелопе приходилось присматривать, чтобы коммунистические идеи не дали новые ростки.

Она позволила себе улыбнуться, оценив тонкую иронию момента: самый богатый человек в мире, приватизировавший человеческую жизнь, будет покоиться рядом с прародителем коммунизма.

На лужайке перед фамильной усыпальницей Джонстонов парадным фронтом выстроилась гвардейская пехота — 23 красных мундира из числа молодцов, стороживших Букингемский дворец. Хотя охранять там давно было некого — монархи уже лет десять как в отъезде. Но не отменять же из-за таких пустяков традиции.

Было почти по-летнему тепло, но в воздухе уже витал тяжелый запах прелой листвы. Лужайку вычистили, а вот соседние участки пестрели желтыми и ярко-красными пятнами. Повинуясь неясному порыву, Пенелопа устремилась к усыпальнице. Никто не посмел остановить ее. Из приоткрытой кованной двери, напоминающей средневековые замковые ворота, тянуло холодом. Она на секунду замерла на пороге и шагнула в темноту.

Глаза привыкли постепенно. По левую руку на каменном постаменте возвышались саркофаги бабушки и дедушки. Пенелопа их никогда не знала и, глядя на мраморные резные гробы, никаких чувств не испытывала. Она даже не очень помнила, что именно ей успел про них рассказать отец. Кажется, они были не очень богаты и все их сбережения ушли на то, чтобы обеспечить сына достойным образованием. А справа покоилась мать. Подойдя к ней, она положила руку на ледяной камень. Она очень давно не приходила сюда.

Рядом с матерью оставалось свободное пространство, где мог бы разместиться еще один саркофаг. Это место предназначается для меня, подумала Пенелопа. Надеюсь, мамочка, я присоединюсь к тебе очень нескоро.

Для Харпера Джонстона подготовили почетное место у дальней стены. Каменный саркофаг стоял открытым и ждал. Пенелопа заглянула внутрь. В глубине притаился вязкий мрак, и она поспешила покинуть усыпальницу.

Пенелопа зажмурилась от яркого солнца, которое вывалилось из-за облаков, нарушая густую атмосферу всеобщего траура. Кто-то взял ее под руку и проводил к площадке, где должно было пройти официальное прощание с Харпером Джонстоном. Гроб с покойным утопал в живых цветах. Почетные гости рассаживались на стульях. Первый ряд зарезервировали для представителей семьи (то есть для Пенелопы), премьер-министра, мэра Лондона, вице-президента «Феникса» и нескольких человек рангом скромнее.

Пенелопа искала глазами среди гостей министра внутренних дел, но не находила. Она села напротив гроба. Хорошо, что покойный официально придерживался атеистических взглядов и имел натянутые отношения с церковью. Одно время в кулуарах ходил проект папского указа, согласно которому изобретение Харпера Джонстона следовало считать происками дьявола, а всем епископам, кардиналам и нунциям надлежало разъяснять прихожанам, что использование сыворотки недопустимо и богомерзко. Если бы Святая инквизиция не канула в лету, отца Пенелопы сожгли бы на костре. К счастью, настала иная эпоха. Уже немолодой понтифик Пий XII, почувствовав, что с каждым годом ему все труднее проводить службы, да и вообще — тягостно на душе, поддался уговорам нескольких прогрессивных священнослужителей из своего окружения и попробовал сыворотку. Произведенный эффект так его вдохновил, что проект указа сам собой растворился в небытие, а церковные служители с тех пор стыдливо делали вид, что сыворотки как будто бы и не существует. По слухам, деликатная комбинация с привлечением прогрессивных папских сановников обошлась Джонстону в нешуточную сумму и строительство нескольких летних резиденций на берегу Средиземного моря. Впрочем, оно того стоило. Пенелопа признала обоснованность этих расходов, а в настоящий момент ее больше всего радовало, что церемония пройдет без изматывающей католической службы.