стол, хватились, он уже дитя готов — задавил.

Што делать мужику-бедняку? Еде поп на суд на него, судиться. Ехали, ехали — подходи [т] лог крутой, могучий. Там детишки коров стерегуть. «Ох, дай, я прыгну в этот лог, расшибусь!» — Вдруг гора-то и здвинулась и подавила этих детишек. Собрались тут отцы́, брать тово мужика в тяпцы́. А поп говорить — как он духовный — бить не велить, надо ехать, просить. Тут с испугу мужик набрал пазуху каменьев.

Вошли они к судьям судить, он первым долгом говорить: «Судить-то суди́, а глядите сюды́!» — показывае на грудь. А, ведь, в старину судьи были дураки. «Гляди, у него денег много, всех подо́рит нас!» Вот они стали судить брата за лошадь. Спросили, как он богу молил, как за лошадью ходил. Те братья по совести расказали. Присудили судьи дитё брату отдать последнее. Он говорит: «Я всего двора не возьму за дитё!» — етот богач. Спрашивают у бедняка: «А чем согласишься?» — «Да деньгами!» — Те обложили ему сто рублей.

Тут попа судить стали. Рассказал по совести, как он голодный был, как задавил. Присудили попу отдать попадью, он приживеть им дитя. Поп и говорит: «Э, я не оддам, ни за какие мильоны!» — «Аль как согласишься?» — «Да деньгами!» Присудили бедняку двести рублей — попу отдать бедняку вместо попадьи.

Сказка о Шемякином суде.

Семь человек мужиков теперь этих судить. «Ну, вы как?» — Рассказали по совести. «Вы видали этую гору?» — «Видали» — «Вы пойдите, с ней прыгнете, тогда будем судить». — «Э, нет там свою жисть поло́жишь!» — Спрашивают бедняка: «Чем согласен с семи взять?» — «Деньгами!» Присудили кажному по семьсот отдать ему. «Вы от своей смерти откупаетесь, а он хотел зада́ром свою душу положить».

Осудили их, он собрал денежки. Каменья пометал, а деньги за пазуху положил. И поехал с суда, зыграл — никому ни копейки не дал. А жена то его ждёть — по-коровьи ревёть. «Э, теперя Степу мово посадили!» Приходит сосед, уговорил ее. «Што ревёшь, — не удавится — явится». — «Ох тебе-то хитро, как бы ты не ходил титором [?], тоже бедней меня был». — «Што ж он тебе приеде, обует што ли, оденет?» — «Да нет, с горем одеваемся, обуваемся».

Вдруг и муж заявляется. Сял на коник, улыбается. «Што тебе дико и чудно?» — «Я тебя ждала, все глаза проплакала». — «Ох, я табе привез радость». — «Какую же радость, кроме горя?» — «Ох, жана, поди-ка ты в лавку купи ты Тишке книжки!» — «И, дурак, чево вздумал?!» — «Ну, поди в лавку, купи Таньке раздуванку!» — «Што ты сидишь мелешь, аль на суд съездил, с ума сшол?» — «Я с ума не сшол, а много денег нашол». И с детьми говорить: «Ну и право. Он, ведь, обезумел». — «Да я тебе денег много покажу и про свою страданье раскажу».

Он в руки деньги те взял и всю свою прохожденье ей рассказал. «Ах ты старичок, как ты жив остался?!» — «Я плохого никому не делал, так и мне бог дал». Вся сказка.

31. СТАРУХА

Вот жил старик со старухою. Ничего они не знали, и так они обедняли. Старуха сидить и говорить: «Старик, што я подумала! Люди умувають, ходять, повивають, а я ничему не сродна́». — «Да што, старуха, с тобою сделалось?» — «Я надумала, не знаю, тебе понравится или нет». — «Ну, понравится — не понравится — все равно буду слухать». — «Вот придет праздник — воскресенье, давай пирогов напекем, барана зарежем, водки возьмем, да ребят кликнем — напоим, накормим их».

Вот так и сделали. Напекли пирогов, водки взяли и ребят зазвали. Пьють, едять ребята, не знають из-за чего. Попили, поели и заиграли. «Ребята, садитесь в кружок, я вам раскажу. Вы играть-то играйте, а ходить приглядайте: где у кого што плохо лежить. Один-то играйте, забавляй себя, а дру́гие берите и прячьте. Тоды придите и мне скажите, а я буду угадывать. А я буду с них деньги-то брать, да опять будем пьянствовать». Тым ребятам на руки. Попили, пообедали хорошо, да хочется ешшо́. «А што», старуха говорить: «вреды́ то нет, ведь несовсем возьмуть».

Вот там они идуть по селу, песни играють, а эти мешки прибирають. Приходють. «Ну, бабушка, мы украли семь мешков да два хомута!» — «Да, где ж положили?» — «Да, там вон в логу». Вот на утри и бабы вскричалися, мужики взворчалися: «Што такое, кража сделалась — мешки накрали!» Ребяты идуть. «Што такое?» — «Да вот, ребятушки, обокрал кто-то!» — «Вы знаете, што есть бабка Салманея, украдкой угадывае, потихонечку ворожа». — «Да неужели правда?» — «Да правда. Я ходил — об невесте ворожил, как все равно обрезала».

Сказка о Шемякином суде.

Тот вскакивае мужик в избу. «Баб, сходи к Салмонее, говорят, хорошо ворожа!» Та подхватила ребенка — да бежать. «Баб, баб, у нас-то с бляхами хомуты сцапали да семь мешков!» — «И, дитёнок, не охота ворожить». — «Да, бабушка, заплачу за охоту!» — «Ну, три рубли да пуд хлеба — я тебе скажу, не солгу». — «Э, кабы найти, не пожалею ничего!»

Налила блюду воды и сама похаживае, на нее поглядывае и говорить: «Вот, ваши мешки и хомуты в этом логу лежать». Та баба побяжала домой: «Бабушка, бабушка Салмонея говорить, мешки наши в целости там-то лежать». — Побег тот мужик туды, все в целости, не увезли их. Прибегае за лошадью. «Правда, угадала! Ну, баба, молчи, никому не рассказывай!» Привез мешки и понес ей пуд муки и три рубли.

Те ребята опять заходють в другую воскресенью, пьянствують, тоже обед собрали. Сами играють, пляшуть, а дела не затевають. Один растрёпа у сенец лошадь привязал, те ссадили да в лес увели. Потом, этот и взмыкался туды-суды, лошадь пропала. Жалко тому, как у самого пропажа была — побег и рассказал: «Иван, Иван, я там угадал. Э, как бабушка Салмонида хорошо угадывае!»

Тот мужик к этой бабушке Салмониде бежать. Прибегае. «Бабушка Салмонида, ты не знаешь всю горе?» — Знаю, знаю, я слыхала». — «Помоги́». — «Да, могу помочь». — Што возьмешь с меня?» — «Да барана». — «Э, кабы лошадь нашел, не пожалею барана — на водку