сушит, што че́хледью так и несет, синенькой огонек над снопами-то.

Овин высушил, идет из овина. «Што, работник, спишь или так лежишь?..» — «А я, батюшко, пятнадцатую трубочку докуриваю». — «Да как у тебя глаза-те не опалит?» — «А у меня, батюшко, по привычке!» — «Разе кма у тебя табачку то?» — «А мне батюшко кулёк послал, табаку-ту, так на год будет».

«Ну што, стряпки, надо итти молотить, пока снопа-те горя̀чи!» Выслали [снопы]. Как бузды́рнул, так сноп пополам и розлетел и молотило отлетело. «Ох ты, подлец! тепере опять зано́жишь нас?!» — «Теперь, батюшко, знаю, где шило, где и ременьё, всё! сейчас!»

У него не отлетает, а он омуры́чивает — молотило то цело.

А опять он, дьякон, пришол к ней. «Топере, мамонька, убежели! Нет, к тебе не приду, коли екого работника порядили — не можешь и успрятать от него!» — «А вот — бает — луку семьдесят мешков закоптели, как во смоле, на полатях стоят: я мешок-от вывалю (опростаю), туда запехаю, да и устьё зашью».

Работник прибежал ко крылечку. Брякнул колечко. «Кто тут?» — «Работник!» — «Зачем?» — «А батюшко велел ложки чистить, мыти!» — «А я — бает — как вы поели, вымыла, да во шкап!» — Он бежит, а она в шкап, да на верхню полочку посадила: дьякон-от там и сидит [в мешке?]. Как он его увидал, схватил, мыл — посадил, опять запер. Опять айда молотить.

Прибежали; измолотили, солому вычистили, сносили; ворох вычистили, столка́ли; овин насадили.

Опять насадили овин, айда домой завтрекать. Позавтрекали — на полати спать. А попу — овин суши. Овин высушил, идет — он спит. «Что, работник, спишь или так лежишь?» — «А я, батюшко, двадцать пяту трубочку докуриваю». — «У тебя шары́ выворотит». — «Мне по привычке».

— «А вон есть пру́тьичё. Ты бы...» Стряпку разбудил другую — мётлы делать. «Метел нету, нечем [вычистить] ворох сметать!..» — «Метелку!» — А одна взяла тупичю, а другая косарь: как к имя́м подступиться, подсунуться, они, пожалуй, и голову отсекут (тяпнут). — «Ты бы сам собой доспел — тебе бы лишну копейку добавил еще!»

«Айдате молотить!» — «Исть надо! Исть то охота — весь день не едали!» — Поужинали.

Пришли выстлали снопы. Как поздёрнул, так сноп пополам разлетел и молотило отлетело. — «Сейчас поспеёт!»

Прибежал ко крылечку. Брякнуло колечко. «Кто там?» — «Батюшко велел е́сли чистить; корм понапрасну валится (из е́сель коровам)». — «Погоди маленько, рубашечно корыто уволоку коров напоить!» А сама дьякона под ясли да и соломкой закрыла его.

А он [работник] уж четыре рычага и припас, на плечах держит. Е́сли чистил, чистил, на опрокидку опрокинул е́сли те. Соломку-то как раскрыл, да айда его [дьякона] тут чистить го́ить; как сленно отгоил.

Убежал молотить опять. Хватил молотило, как бузнул, так так сноп пополам разлетелся и молотило отлетело. Сейчас поспеёт.

Прибежал к крылечку. Брякнуло колечко. «Кто там?» — «Квашонка раство́рена, нечем месить: хоть — бает — с полумерку на мельничу свозить — смолоть!» — «Пять мер намолото муки — только друга́ квашня растворена!» — «Батюшкино слово не переспоришь!» — Она взяла, вывали мешок-от, его [дьякона] туда и засадила (лук-от вывалила в короб), а устьё зашила.

Роботник всё припас — и ворота растворил. Хватил мешок, через брус прямо его и ухнул. (Бу́згнул прямо через брус.) Хватил да на мельничу. Тут помо́льник спит, и мельник спит, и засыпка спит. «Что вы долго спитё, не мелитё? Вода через верх бежит! Што не спускаетё? Кони-те и обмо́тки-те объедят!» — «На — бат — ключ, отпирай да и засыпай! Мы обуёмся, так прибежим».

Отпер амбар, хватил мешок, ух в тюри́к; а сам уса́пал (пал да айда — усара́пал).

«Кма ле у него засыпано? Надо посмотреть». Один выдумался. Посмотрели: чёрный мешок-от. «Чорт брошен?!» — Развязали мешок, а тут дьякон. «Зачем, ты — бает — долговолосой, тут сунулся, забился в мешок-от? Подлечина!» — Всю голову испробили, да за очаг (за помольной) и бросили его.

Измолотили [у попа], все управили, как следно. Отправился совсем работник: надо денежки получать. «Давай батюшко, розделку!» Получил.

Приехал поп на мельничу. «Ну что? за помол кма ле с меня?» — «А что, разе нуне дьяконом челым возят на помол? Тупай — бает — вон вся и голова то у него испробита; за помольной лежит!» Пришол так и есть.

ПРИМЕЧАНИЯ

Записаны в 1908 году Д. К. Зелениным и напечатаны в сборнике «Великорусские сказки Вятской губернии». Сборник Д. К. Зеленина. (№№ 23 и 26).

26. По щучьему веленью. Анд. 675. Варианты: Аф. 100-a и b; Перм. Сб. 63; См. 113, 336 (оба последние — в плохих записях). В примечаниях Афанасьев обратил внимание на связь щуки с золотой рыбкой. По его предположению, обе сказки возникли из одного источника.

Текст А. Т. Краева отличается от остальных редакций большей распространенностью и ярким образом самого героя, изображенного в окружении своего собственного навоза, благодаря чему получаются необычайно искусные и неожиданные эффекты. Так, в центральной части: царь посылает за Емелей полк солдат, Емеля, защищенный своим навозом, отказывается итти, а полк уничтожается по приказу щуки. В последний раз присылает два миллиона солдат; Емеля выезжает на своей печке. Но как только он появляется, царю сделалось дурно от запаха («с души сбило»), и он прогнал его; однако ни физическое неприглядство, ни дурной запах не мешают Емеле покорить сердце царской дочери. Он успевает сказать ей: «будь моя обручница», — и у царевны «сердце задавило»: не стала «ни есть, ни пить, только плачет, кисейные рукава затирает»... и т. д.

27. Попов работник и дьякон. Анд. 1725. Из серии рассказов о неверных поповских женах, которые обычно разоблачаются работником. Аналогичный вариант — Онч. 81 (Попадья, дьячок и работник)

Заглавия в обеих сказках даны собирателем.

СКАЗКИ Н. М. ДЕМЕНТЬЕВОЙ

Н. М. ДЕМЕНТЬЕВА

ДЕМЕНТЬЕВА Наталья Михайловна, сказительница из с. Вирмы (на берегу Онежского залива). По характеристике записавшего ее сказки Н. Е. Ончукова «едва ли не лучшая из его сказочниц». Собиратель не использовал в полной мере ее рапертуара и записал всего одиннадцать сказок, из которых опубликовано только шесть. «Остальные пять совершенно невозможны для печати: они очень интересны и остроумны, но чересчур порнографичны до цинизма»; рассказывает же она такие сказки «с особенным удовольствием, нисколько не стесняясь их содержанием, без обиняков своими именами называя все вещи».

По свидетельству Н. Е. Ончукова эти