– Нет, тем лишь оговоренную часть, его монеты на то и пошли. Строго говоря, серебро жалко было на сторону отдавать, но к нам в руки оно все равно не попало. А оголять границы и посылать своих воев… очень уж не хотелось.

– Значит, в спину он нам не ударит зимой…

– Говорят, что Лаймыр с ним имел задушевный разговор и кугузу теперь в случае чего придется иметь дело не только со своим сотником, но и со всеми низовыми родами.

– Ладно, увидим, чем дело сладится! – Вовка задумался и добавил: – Слушай, говорят, что катамаран как-то приспособили для перевозок на Суру?

– Приспособили, только досок настелили, чтобы грузы да коней перевозить. Ишей все ругался, что дядя Ваня чего-то напутал и никакой скорости он на нем не получил. Ну… ругался, пока про него самого не узнал.

– Угу. Я вот тут подумал, что можно на него камнемет поставить…

– По́рок? А выдержит ли судно? Оно ведь не очень большое, да и запас камней весит немало!

– Не знаю…

Мальчишки замолчали, уставившись на груды земли, выложенной неряшливым бруствером рядом с проходящей мимо траншеей. Несмотря на обед, в воздухе привычно носился запах торфяного дыма, слышался перестук молотков на крыше здания школы, ремонтирующейся к зиме, и кузнечный звон, эхом отражающийся от окружающего мастерские леса.

В руках у каждого было по глубокой миске со стерляжьей ухой, отдельно на плошке лежала вареная репа, небольшие куски зайчатины и половина краюхи теплого, чуть кисловатого ржаного хлеба. Что-что, а кормежка в мастерских была плотная, хотя разносолов и не наблюдалось – гостям на воеводский стол иногда выкатывались даже соленые лимоны и грецкие орехи. Правда, от репы обоих воротило, но приходилось есть то, что было посажено и что выросло, картошка должна была вновь уйти на семена.

Покосившись на опостылевший овощ, Тимка отложил тарелку в сторону и поворошил ногой осыпавшиеся из кучи куски глины.

– А чего это вы здесь копаете? Не окопы ли?

– Новые мастерские будем закладывать! Большие, со станками на фундаментах, и склады рядом. Здания кирпичные, чтобы от пожара защититься, стены двойные – будут скреплены меж собой перемычками и засыпаны опилками. Печи, само собой, тоже будут!

– Ишь ты! Говорят, что каменных зданий на сотни верст вокруг нет, вплоть до Суздаля и Булгара! – прищелкнул языком Тимка и с сомнением произнес: – А в землю дуб будете класть или кирпич?

– Какое там, бетон. Перемычки так и вовсе армированные будут.

– Э-э-э… Цемент же в лучшем случае в следующем году появится!

– А бетон уже есть, – скривился Вовка. – Представляешь, мои оболтусы уронили с пригорка бочку с поташем и смолчали… Мы ведь шлаками выработанное болото засыпаем, чтобы площадь под мастерские расширить, а тут Фрося подходит и говорит, что осенью надо бы дать общине отходы из кислородного конвертера… Ну в качестве фосфорных удобрений, твой батя об этом всем говорил! Сказала, ясно, по-другому, так что я еле ее понял, но смысл все-таки уяснил…

– С чего бы эти сони зашевелились?

– У баб переяславских какая-то борьба с сахарной свеклой намечается, а с вызреванием что-то не то, да и листья у многих выросли какие-то зелено-коричневые. Вот они и отправились ко мне за передельным шлаком. Я ребятам сказал готовить мельницу к помолу, а сам пошел на край болота – искать, где мы его ссыпали… Нашел, на самом краю, где бочка разбилась, только там оказался не томасшлак, а самый настоящий камень! И чем дольше стоит в сырости, тем крепче становится!

– Иди ты!

– Угу. Начали разбираться, так твой отец написал, что есть такие шлакощелочные бетоны, вот, скорее всего, это они и есть.

Тимка недоверчиво покачал головой, поежился и сказал куда-то в сторону:

– Знаешь, Вовка, а я уезжаю завтра на Выксунку, буду там школой заведовать, ну… воинской подготовкой для самых сопливых вместе с Прошкой. Мстиша с Юркой к воронежцам уезжают, а Андрейка сопровождает воеводу на Суру.

– И Андрейку к делу ставят?

– Ага! Дрюне еще Ялтая выделяют в помощь, чтобы легче было с местными черемисами язык находить. Ну и сотнику Кию так за вложенные денежки спокойнее.

– Мимо меня тоже каждый день люди идут… вверх по Люнде.

– Ты не думай, вас тут не бросят, – толкнул в бок своего друга Тимка. – С Новгорода два десятка ушкуйников вот-вот придут от Завидкиного отца, он обещал, что настоящие сорвиголовы! Суздальцы тоже на подходе, да и воевода скоро с Суры вернется – туда идти всего пару-тройку дневных переходов! Эх, там сейчас столько воев соседей вразумляет… ой-ой-ой!

– Про это знаю. Да ты не переживай, от твоего отца вчера еще одно письмо пришло, говорит, что нам в Вольное перебираться, он там все подготовил. Завидка, кстати, тоже к мерянам пойдет с кем-то из наших, доросли они уже до школы… Точнее, до железа, но Гондыр с Варашем их на полную катушку раскрутили!

– Может, и косолапого своего там встретит.

– Ага! – непроизвольно хохотнул Вовка. – Кий, кстати, в верхних острогах уже поселил своих воев, не шалят, не бузят, добро не отнимают. Если с ним все так, как ты сказал, то булгарцам до нас трудно будет добраться.

– Да, разбегаемся, – грустно согласился Тимка. – И что дальше?

– Ничего, прогоним вражин и вернемся! Зря я, что ли, фундамент тут закладываю!

– Да я не про то. Что будет дальше, годика этак через три-четыре?

– А как дядя Ваня сказал, так и будет! – Вовка махнул рукой и мечтательно зажмурился. – Повезем соль с Волги и получим чистое стекло, пойдем на Вятку, Каму и Урал, найдем там разные руды и заживем! Ой заживем!

– Да и не про это я… – улыбнулся Тимка восторгам своего закадычного дружка. – Повзрослеем мы, у каждого появятся свои интересы, хм… семьи.

– Ничего не изменится, если мы сами этого не захотим! В любом случае ты мне останешься другом… Нет! Больше чем другом! Братом по крови, как вои в Ивановой полусотне! Как воевода и его… наш дядя Ваня!

– Точно! – Тимка засмеялся, обнял своего названого брата за шею и стукнул его головой в ухо, словно бодливый бычок. – Прорвемся, Вовка! Будем жить! Надеюсь – будем!

Параграф 1. Рыба гниет с головы, как и власть людская. К чему это приводит – даже глупый поймет, а умный возмутится и общий сход соберет. Если возмутится более трети общин, то правителя заново избирать, а на старого не обращать внимания, пусть бесится.

Сход же есть неотъемлемое право людей, и запрета этому нет во веки веков.

Параграф 2. Люди рождаются вольными и должны таковыми оставаться до конца жизни.

Каждый волен в выборе своей веры, ремесла и не может быть записан в холопы, какие бы долги на нем ни висели.