В том будущем русские воеводы забросили оружие и стали охотиться и предаваться забавам, вслед за ними и простые воины решили отдохнуть телом и душой, начав обыкновенную попойку. Что в итоге?

Вот именно.

Поэтому припасенное вино он полностью выставил на стол во вторую ночь, когда русы уверились, что сопровождающие их ветлужцы ничего против них не замышляют, а погоня оторвалась достаточно далеко.

Конечно, на всех бы его спирта не хватило, но тут, как говорится, главное – показать пример, после чего вирус бражничества охватил большую часть лагеря русов, довольных доброй добычей. Однако веселье весельем, но про службу они все-таки не совсем забыли – пленников согнали в центр поставленного кругом обоза, выставили дозоры. Так что схватка могла закончиться любым исходом, однако Курныж привел с собой лучников, и Иван решился.

По итогам боя его вера в русов как воинов была подорвана. Рубаки страшные, смерти не боятся, однако в рати Прастена присутствовали не только они, люди были набраны с бора по сосенке, да и дисциплиной не страдали. В тех же дозорах после того, как их разоружили, были найдены бурдюки с кумысом и медом.

Благодаря этому своей цели Иван добился почти бескровно. Подойдя вплотную к возам, рядом с которыми вповалку ночевали воины Прастена, ветлужцы начали глушить их, как рыбу, толстыми короткими дубинками, выточенными ими, пока они следовали в пыли, поднятой обозом русов. Удары, хрипы, крики разбуженных людей мгновенно взорвали лагерь, но созданный в первые секунды перевес уже переломил ситуацию. Последних семерых человек ветлужцы брали открыто, тренируя свои рукопашные навыки.

Опасно? Да, двое из его ребят все-таки заработали себе приличного размера шрамы на руках и лице, еще один ветлужец валялся сейчас с неприятной раной в ноге. Однако без риска боевого опыта не приобрести, к тому же потери были минимальны – помогли доспехи и филигранная работа трех десятков половецко-ясских лучников, окруживших лагерь. Сами они на фоне кустов были незаметны, а свет раннего утра уже окрасил мир в чуть серые краски, поэтому фигуры неодоспешенных русов, полезших на повозки, были как на ладони.

В результате самыми распространенными у противника были черепно-мозговые травмы и подстреленные конечности. Правда, троих забили до смерти, не рассчитав силу удара, а одному воину стрела попала в горло, и он долго хрипел, куда-то отползая и кропя своей черной кровью блеклую траву поляны.

И все-таки небольшая часть русов, оставленных приглядывать за пленниками, сбежала. Эти воины располагались под повозками и в самые первые минуты штурма их просто не смогли достать, а потом было уже поздно. Воспользовавшись возникшей сумятицей и прикрываясь разбегающимися пленниками, они пошли на прорыв в сторону леса, и пятеро из них успели уйти.

Неудивительно, что и взгляды, которыми полусотника сейчас награждали в круге, были разные. От ненависти и полной растерянности до обожания и хмурого непонимания, уж слишком нестандартными были все его действия и неопределенными их последствия.

Ненависть Ивана не волновала, да и потери не висели на нем тяжким грузом. Он сознавал, что проявить сейчас хоть какие-то чувства означало пойти у них на поводу. Все это потом, а сейчас, как пел Цой, будет как в обычном муравейнике – рассосется так или иначе. Главное, не выделять свою персону из общей массы друзей и врагов, делая поблажки себе любимому.

В этот момент он боялся только одного – возможного непонимания его воинами тех простых решений, на которые ему пришлось пойти, ведь внешне должно было казаться, что все они основаны на голой силе и полной беспринципности.

Что касается последнего, то какие бы хитрости или гнусности в войне он ни проповедовал своим десяткам, это касалось лишь врага, с которым бьешься насмерть. С достойным противником требовалось соблюдать хоть какие-то правила чести, например, выйти с ним на поединок, а не прятаться в кустах, выставляя вместо себя своих бойцов. Не можешь – не лезь в мужские разборки. Иначе можно прийти к такой ситуации, когда кто-то будет росчерком пера отправлять тебя в мясорубку, отсиживаясь в мягком кресле теплого кабинета.

И Прастен был именно таким противником, несмотря на то что жил по законам своего времени – даже пленение и продажа людей этим правилам не противоречила.

Так что с этой стороны Иван себя подстраховал. А вот то, что покончить с ним надо было голой силой, волновало его гораздо больше.

Да, пытаясь отобрать у Прастена его клочок земли, он сослался на нанесенный урон. Да, по-другому решить вопрос было практически невозможно. Только подведение всех русов под свою руку могло как-то оправдать сохранение им жизни и положения в глазах тех же воронежцев и ясов – меркантильные интересы ставились у всех сторон конфликта во главу угла.

Однако такой пример мог сослужить его ребятам плохую службу – захотят потом решать все проблемы подобным способом. А это чревато тем, что к власти придут бараны, привыкшие все делать наскоком, не способные на малейшую интригу и не готовые впитать новые идеи. С такими предводителями ветлужцы неминуемо проиграют.

А еще позицию голой силы было трудно оправдать. Конечно, Прастен фактически был предводителем обычной банды, держащей в страхе окрестности, но, строго говоря, и Рюриковичи начинали с этого, да и сам Иван пытается сейчас встать на его место.

Однако другого выбора полусотник не видел.

Кроме того, силовой выход из ситуации с русами был ему просто симпатичен – построенное ими сообщество не имело возможности долго сопротивляться. Судя по всему, верхушка русов предпочла занять главенствующее положение, не впитывая в себя местную знать. Она не стала растворяться в коренном народе, а самих их было слишком мало, поэтому национальное самосознание на средней Суре практически не проявилось. Впрочем, возможно, местной элиты не было вовсе – булгары тоже не встретили достойного сопротивления, когда несколько веков назад пришли на поволжские земли.

Бывает же так – живет какой-то народ на земле, пашет, сеет, жнет… а его как бы и нет. Все вокруг серое, невзрачное, люди стремятся лишь к тому, чтобы набить свой желудок и украсть репу с общего поля или курицу у соседа. Лишь единицы пытаются что-то исправить, но на них все остальные смотрят как на умалишенных.

Никого не напоминает? Так чего же удивляться, если на такую «территорию» кто-то приходит и наводит свои порядки?

Впрочем, эти слова Иван говорил себе уже многократно, просто на этот раз он оказался на другой стороне, именно тем самым пришедшим «кем-то». И теперь ему надо было довести дело до логического конца. Прастен уже смотрит выжидающе и не может определиться, будет противник на него нападать или нет.

Иван небрежно кивнул, с ухмылкой отдавая должное силе противника, сплюнул кровь и расчехлил свой остро заточенный нож, местным воинам больше напоминающий красиво сработанный засапожник, нежели боевой клинок.

Мечей у них уже не было, они валялись чуть в стороне. Первым же ударом Иван развалил верхнюю треть щита руса, не побоявшись затупить свое оружие о край его окантовки, и тому пришлось проявить должную сноровку, чтобы не попасть под очередной сверкнувший полукруг своего соперника.