После этого Прастен мельком взглянул на завитки узоров клинка полусотника и одобрительно кивнул, непроизвольно тряхнув черным чубом, густой невыбритой прядью выбивающимся из-под шлема со стороны левого уха. Хладнокровие из-за столь сокрушительного удара он не потерял, хотя легкую гримасу недовольства, которую рус проявил по отношению к своему мечу, полусотник все же уловил.

И это Ивану чуть позже помогло. Но только чуть позже, а сразу за этим ему пришлось туго, он с трудом отбивал резкие выпады тяжелого и прочного как камень бойца.

И это было не такое уж и образное сравнение, полусотник чуть не выбыл из строя, вознамерившись проверить, так ли это на самом деле.

Отбросив противника и заблокировав его клинок, он попытался ударить его ногой в живот. Наткнувшись на стальные мышцы, удар почти не покачнул руса, тот же вместо того, чтобы отпугнуть ветлужца краем обломанного щита, просто заехал ему окованным носком сапога в бедро, заранее просчитав все действия противника. Приди пинок чуть удачнее для Прастена, и полусотнику пришлось бы волочить за собой отсушенную ногу все оставшееся время.

Чуть позже Иван получил удар рукоятью меча, нанесенного ему русом в челюсть после того, как тот провернулся по оси и пропустил нацеленный под подол кольчуги клинок мимо себя. Отбив оружие ветлужца вниз, рука Прастена пошла вверх, в лицо полусотника, и после удара – к себе за спину. Только интуиция позволила Ивану сразу вслед за этим пригнуть голову и уклониться от возвратного движения стали, метящей полоснуть незащищенное бармицей горло, после чего он сразу же в перекате прыгнул в сторону. Стоило противнику в тот момент чуть-чуть довернуть руку, и кольчужные кольца, прикрывающие шею, не спасли бы.

Рус был силен, и не ветлужцу с его годовалым опытом было с ним тягаться, как бы он ни старался восполнить сей недостаток все это время.

Дальнейший бой происходил тоже под диктовку Прастена, удар следовал за ударом, прыжок за прыжком, Ивану приходилось изворачиваться как гимнастке, пропуская неожиданные выпады со всех сторон. Рус внезапно сокращал дистанцию и демонстрировал целые серии слитных движений, практически не позволяя нанести встречного удара или даже подумать о таком. Первые же две попытки такого противодействия были Прастеном блокированы, более того, он, казалось, ждал этого и тут же пробовал поразить открывшегося ветлужца.

Ропот в круге нарастал, но Иван только защищался. На его счастье, паника им не овладела, но об атаке он уже не думал, поскольку рисковать не имел права. Мышцы его стали наливаться усталостью, между тем как грузный Прастен порхал по кругу словно бабочка и ничуть не замедлился, да и пот на его лице тоже не выступил.

В частности из-за этого долго держать дистанцию для Ивана не имело смысла – рус не выдыхался. Тем не менее полусотник ясно понимал, что если все время проводить в обороне, то опытный противник тебя рано или поздно достанет. И он решился.

Подпрыгнув на месте, когда очередной удар прошелся понизу, он не стал разрывать дистанцию, как обычно, опасаясь получить кромкой щита по лицу или пострадать от иной хитрости руса. Заранее отведя руку в сторону, он махнул мечом по дуге вбок и со всей своей силы опустил его навстречу выходящему из-под его ног клинку Прастена. Тонкий звон возвестил всех о том, что лезвие нашло свою цель, и Иван надеялся, что его оружие выдержало.

Так оно и оказалось, хотя меч руса, может быть, и был крепче. Но крепче не значит лучше. Дол харалужного клинка полусотника покрывал мелкий узор из соприкасающихся полукругов, отдаленно напоминая цветок с черными лепестками. Узорчатый металл явно ковался из длинных проволок, изготовленных из разных сортов железа, и уже после на него наваривалась закаленная стальная кромка. На мече же руса узор был не так ярко выражен и гораздо крупнее, однако был ли он изготовлен целиком из литой стали или сварен из полос стали и железа, Иван разглядеть не мог, да и специалистом, надо признать, был аховым. Ему оставалось полагаться лишь на недовольство Прастена, когда тот косо взглянул на свое оружие. И такое отношение к происходящему Ивана не подвело.

Попав на выходящий плашмя из-под ног полусотника меч, острие его харалуга прорубило встречным ударом клинок руса чуть выше его середины. В итоге оружие Прастена не выдержало и переломилось, обнажив хрупкий голубой излом на срезе. Была бы могучая длань руса чуть менее крепкой или кузнец не перекалил конец клинка, может быть, оружие вылетело бы из рук Прастена или сталь просто получила бы весомую зарубку. Но случилось то, что случилось.

Пожав плечами, рус отбросил остатки клинка и щита, демонстрируя, что на все Божья воля и с коротким обрезком меча он с полусотником не справится. Гарда скользнула по железному умбону и остановилась, своим скрежетом нарушив установившуюся тишину на поляне и возвестив об окончании поединка. Однако вслед за бренными остатками снаряжения руса на землю упали меч и щит ветлужца. Иван слишком хорошо понимал, что разговорчики за спиной не утихнут, поэтому ему нужна была чистая победа. Слитный рев со всех сторон оглушил обоих противников – народ требовал зрелища, и лишь после этого следовало озаботиться наличием для него хлеба и вина. Полусотник сплюнул кровью и потащил нож…

С ним он ощущал себя более уверенно. Нет, ни о каком боевом самбо тут речь не шла. В свое время один армянин в училище на деле показал ему, что при наличии дистанции все его наработанные приемы и захваты не смогут ничего сделать против скользящей техники работы с ножом. Противник не успеет и глазом моргнуть, как уже останется без рук или с глубокими порезами на физиономии. Мгновенный удар, отводящий протянутую кисть противника, и секущее движение по его лицу или конечности. И дай бог, если руки будут просто истекать кровью, а не останутся безжизненно висеть навсегда.

Сейчас дело осложнялось тем, что оба воина были в доспехах, открытыми были лишь головы, кисти рук и ноги. Ноговицы полусотник снял еще перед мечным боем, чтобы оказаться в равном положении с русом. Шлем же, пояс и кольчужные перчатки сразу после него, так же поступил и Прастен.

Тем не менее наличие доспеха не заставило Ивана отказаться от раз и навсегда привитой техники. При этом, не зная, что собой представляет противник, он решил закончить все быстро.

Встал в привычную стойку и выставил лезвие чуть вперед, вот только не прямым, а обратным хватом, когда острие смотрит вниз от мизинца. Его небольшой клинок даже не смотрелся на фоне массивного боевого ножа Прастена, но это в глазах окружающих воев играло лишь на него.

Как только рус вышел на дистанцию трех-четырех шагов и стремительно сблизился, стремясь пырнуть его в бедро, полусотник даже не попытался отойти, а хлестким ударом левой руки сбил нож противника и, чуть прогнувшись вперед, полоснул Прастена по лбу.

Выступившая кровь потекла по бровям, но рус, казалось, ничего не заметил, кроме ожегшей его боли, и попытался ударить его еще раз, видя перед собой лишь открывшегося врага.

Тут Иван его и поймал окончательно, уверившись, что тому противопоставить нечего. Очередным тычком свободной ладони поправил в сторону лезвие противника, мгновенным движением обернул вокруг его запястья нож и надавил им, помогая себе левой рукой и выворачивая ею кисть противника. Действие столь же неуловимое, сколь быстротечное, а попавший под него уже беззащитен как младенец, он запрокидывается назад, и оружие из его руки можно просто вынимать. Как бы ни был Прастен силен, как бы ни бугрились мускулы на его предплечье, но закон рычага еще никто не отменял. Рухнул рус почти на том месте, где были сложены щиты, разметав их в стороны своим массивным телом.