- Реморы будут сражаться. Кажется, мы начинаем войну.

Мое совершенное, мое вечное одиночество поколеблено тысячью звезд и жизнью, бурной и буйной жизнью. Хотя и кажется, что ничего не изменилось. Небеса наполнились солнцами и живыми мирами, жизнь во мне закипела плодотворно и упрямо, процветая вне зависимости от потребности или разумных желаний, как и полагается настоящей жизни. Жизнь - это мир более мощный, чем вражда, он сопровождается великой любовью и невыносимыми поражениями. Жизнь дарит детей из яиц и семян, и из программного обеспечения й холодных кристаллов, и эти дети проходят через череду инкарнаций порождая ту зависть к их невинности, которая всегда разъедает спокойную радость зрелости, даруемой каждому из нас неутомимой рукой времени.

Я почти забыл о Смерти.

О Смерти не как о теории, а как о личной и конкретной трагедии. Я мог только думать об этой уравнивающей вся и всех… Но Смерть как простая и неизбежная последовательница Жизни, казалось, осталась где-то далеко позади, как и мое древнее, свято лелеемое одиночество.

Или, возможно, я никогда и не знал Смерти.

Оказалось, что ее хмурый и самоуверенный лик все-таки неожиданно прекрасен. И этот прекрасный лик покоится на высоком теле, становящемся все больше по мере того, как продолжается резня. Лик ее становится все более и более прекрасным… И тело кормится миллионами душ, вопрошающих:

- Почему не меня?

- Почему я все еще здесь, забытый и одинокий?

Я слышу эти голоса. По моей коже ползут шепоты. Крики. Зашифрованные послания и белый шум электронной почты. И всегда прекрасная Смерть упивается их страданиями.

- Покиньте станцию… Немедленно!

- Атакуйте… Немедленно!

- Видите их? Нет!… Не сейчас, только не сейчас!

- Держись…

- Не здесь!.. Ты видишь? Нет!

- Отступайте!

- Несчастные случаи… Из-за бесчинств… одиннадцать миллионов в результате бомбардировки и двенадцать миллионов, перемещенных в бомбоубежища…

- Они устроили нам ловушку прямо в месте сбора… ядерным…

- Убей меня, если дойдет до этого.

- Убью. Клянусь тебе.

- Восемьдесят процентов несчастных случаев.

- Падай! Падай и закапывайся!

- Саботаж на реакторе окончен. Реактор отключен. Требуются инженеры.

- Как насчет того, чтобы закручивать побыстрее?

- Заключенные будут собраны здесь. Рассортировать в соответствии с данными. Этим буду заниматься я. Потом отпустить домой для дальнейшего расследования или поступить по стандарту…

- Фанатики! - Маньяки!

- Бездушные трахальщики!

- А как насчет того, чтобы и вправду потрахаться? Только быстро!

- Посмотрите, посмотрите! Я хочу показать всем! Это, мои друзья, простые киборги! Они как Унылые! Просто машины со странными потрохами. Вот, потрогайте-ка эти потроха. Потрогайте, потрогайте и понюхайте. Сделайте себе из этого мяса новую одежду! Возьмите как трофеи! Это просто машины и мясо, мясо и машины да дьявольская злоба, уверяю вас!

Несчастные случаи - девяносто два процента. Эффективность общественных мер падает.

- Спасайся, кто может! И как может!

ВНИМАНИЕ: ПРИ ПОСЛЕДНЕЙ ПЕРЕВОЗКЕ ЗАКЛЮЧЕННЫХ ОБНАРУЖЕНА ЗАКАМУФЛИРОВАННАЯ ЧАСТИЦА АНТИМАТЕРИИ. ВСЕХ ЗАКЛЮЧЕНЫХ ПЕРЕД ВЫСАДКОЙ ТЩАТЕЛЬНО ОБСЛЕДОВАТЬ…

- Снова отступайте… На всех работающих катерах…

- Это возрожденные Унылые! И это наша обязанность и наша честь - убивать их медленно, но верно!

- Наш последний город… Сердце Вьюн… оставлен…

ВНИМАНИЕ: ПАССАЖИРЫ ТРЕБУЮТ ИНОГО ОБРАЩЕНИЯ, ЧЕМ РЕМОРЫ. ОНИ НЕ ДОЛЖНЫ ПОДВЕРГАТЬСЯ МАССОВОМУ НАКАЗАНИЮ. ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС ОСТАЕТСЯ В СИЛЕ, ВСЕГДА. ИЗ СТАВКИ КАПИТАН-ПРЕМЬЕРА …

- Я ничего не скажу вам, Унылые! Никогда, ничего!

- Теперь они зовут нас Унылыми. Что это такое? Я не знаю. Может быть, это оскорбление…

- Дави их! Круши!

- Я закончил, и вы обещали…

- Приятных снов, дружище.

- Мое племя уничтожено. Я один. Часть моей семьи осталась на Счастливой, передайте им…

- Вы, говно! Я Унылый! Мы вас всех перетрахаем! Еще не обоссались? Мы сохраним все наши позиции, вы, суки, попробуйте, возьмите нас. Слабо! Потроха надорвете, корявые!..

- - Все двигатели в безопасности!

- Реактор включить!

- Бродяги продолжают подходить… Все новые соединения… здесь их больше, чем звезд на небе…

- Снова отступление. Как - вы знаете. ПУБЛИЧНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ: В ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ

СРАЖЕНИЕ В РАЙОНЕ ВОССТАНИЯ ОСТАНОВЛЕНО. НОС КОРАБЛЯ В БЕЗОПАСНОСТИ. ГЛАВНЫЕ СИСТЕМЫ КОРАБЛЯ НИКОГДА НЕ БЫЛИ НАРУШЕНЫ. ПАССАЖИРСКИЕ РАЙОНЫ НИКОГДА НЕ БЫЛИ В ОПАСНОСТИ. БЛАГОДАРЮ ЗА ПОДДЕРЖКУ. ИЗ СТАВКИ КАПИТАН-ПРЕМЬЕРА…

- Итак, у нас есть немного времени. Быть может, помедленней закручивать?

- Звучит неплохо.

- Так почему бы и нет?

Один из генералов поднялся и произнес, стоя рядом с последней голографической картой военных действий с нехорошей улыбкой на лице:

- Реморы почти разбиты.

Но, увидев, что Премьер практически не слушает его, выпрямил спину, расправил плечи и добавил еще более значительным голосом:

- Мы разрушили все их города, убили или заключили в тюрьму большинство населения, их убежища размазали по носу Корабля. У них осталась лишь глупая надежда неизвестно на что. Мадам. - Он сделал самый легкий поклон в сторону Премьера, не сводя бледных усталых глаз с Тилла.

И получил выговор. Серьезный, начальственный.

Премьер улыбнулась саркастической улыбкой и почти шепотом произнесла:

- Праздновать здесь нечего.

- Разумеется, мадам. - Снова легкий поклон. - Я только имел в виду…

Она остановила его движением руки. И вместо ожидаемой речи обвела взглядом всех генералов, включая Тилла.

- Когда мы прибыли сюда в первый раз, я заметила человека. Человека, стоявшего около моста, мужчину, на котором не было ничего, кроме нарисованного от руки плакатика «Конец здесь». - Молчание в зале стало каким-то растерянным.- Я человек занятый, но все же нахожу время, чтобы задавать простые вопросы. - Миоцен покачала головой. - Ясное дело, он был дурак. Один из тех несчастных, чье сознание слишком сузилось и кто не может жить и работать свободно из-за какой-нибудь всепоглощающей, патетической идеи. И этот идиот таскает свой плакатик повсюду вот уже последние шесть столетий. Прямо неподалеку от моей ставки. Вам это известно? Известно ли вам, что он обновляет свою бумажку каждый день, тщательно стараясь не повторить ни цвета, ни завитка на буквах? Почему это так важно для него, я сказать не могу. Два дня назад - то есть в последний раз, когда я покидала штаб-квартиру - я могла бы остановить его на мгновение, задать ему вопрос и заставить его объяснить мне эту странную страсть. «Что же такого важного на вашем плакатике, сэр, если вы сознательно тратите целые столетия на то, что остальным кажется такой ерундой?» - Миоцен тяжело вздохнула. - Но теперь, если бы я и хотела, я уже не могу задать ему никаких вопросов. Я даже не могу ему ничем помочь, что было бы лучше всего, пожалуй. Потому что он исчез. Больше двухсот тысяч утр перед рассветом он вставал и писал свое важное заявление под диктовку своей трудной, непонятной логики… и вот теперь по каким-то причинам дурак не стоит на своем обычном месте уже два утра. Не стоял вчера. Не стоит сегодня, как сообщают мне мои службы. Исчез и все. Так не кажется ли вам, что это все-таки странно?