Максуд нахмурился, плечи его поникли. Он отёр ладонью лицо, помассировал глаза.

– Иногда я действительно, как ты и сказал, начинаю задумываться… – произнёс со вздохом. – Не помню вот только о чём – со склона скатывается камень и бьёт меня по голове. Здесь случаются осыпи и камнепады… – и он рефлекторно провёл рукой по слипшимся от пота волосам, пальцами снова нащупав рубец.

Затем посмотрел на Лётчика задумчиво и – усмехнулся:

– Да пошутил я, пошутил. Конечно, мыслю, думаю о том, о сём… Но жизнь здесь такова, что лучше уж камнем по башке…

***

Они наполнили и подняли на поверхность уже десятка два мешков и уселись отдохнуть на край ямы, свесив ноги. Дерюжные туши, едва не лопаясь от концентрата, сгрудились сытым стадом позади своих кормильцев.

– Двойная работа, – проворчал Лётчик, рукавом утирая пот. – Почему бы не наполнять мешок сразу, возле накопителя? Загрузил, принёс, сложил к другим – всё. А то вон… – кивнул он на полуопустошённую яму.

– Воруют, – хмуро ответил Максуд. – А потому, если решили украсть, пусть сами и раскладывают, куда хотят. Да и мешки на деревьях не растут – денег стоят.

– М-м… Вот оно что… – понимающе кивнул Лётчик. – А что, это такая ценность? – он покатал на ладони ярко-жёлтый кусочек и уронил его в яму, где тот присоединился к своим разнокалиберным собратьям.

– Какая есть…

– А зачем вы собираете серу? Куда она идёт?

– Спроси у перевозчиков. Я только знаю, что концентрат отправляется в штольни, ведущие куда-то под Гору.

– А…

– Соваться в штольни не советую: там похлеще, чем у накопителей во время схода тумана. Хотя… ты пережил огонь – тогда, может, тебя не возьмут ни кислота, ни ядовитые испарения? Если так, то конечно…

– Пожалуй, повременю.

Оба замолчали, думая каждый о своём, но вот Лётчик усмехнулся и, прищурив глаз, спросил:

– А про солнце… ну, что не знаешь о нём, – ты пошутил?

– Солнце… – задумался Максуд. – Вот ты описал его, и теперь мне кажется – я помню… и в то же время знаю, что не видел никогда. Никогда – потому что этот мирок намертво заключён в кокон непроглядного тумана безысходности и тоски, и все мы здесь – трупы. Пока ещё живые, хотя разница невелика.

– Да что же это за край такой удивительный, где люди забыли, что такое солнце, смех, жизнь?! – возмущённо хлопнул ладонями по коленям Лётчик.

Максуд пожал плечами.

– Есть название, но, уверен, оно ни о чём не скажет тебе. Да и какой толк в названии, если Гора и всё, что на ней, по всей видимости, полностью изолировано от остального мира? Да существует ли он вообще, этот «остальной мир»? – и Максуд отмахнулся от бесполезной и лишь нагоняющей тоску мысли.

– Конечно существует! – встрепенулся Лётчик. – Откуда же я взялся, по-твоему?

– Да кто ж тебя знает… – посмотрел Максуд на Лётчика с подозрением. – Может, с той стороны Горы.

– Да я вообще не отсюда!

– В таком случае, тебе можно посочувствовать, поскольку «отсюда» ты уже не выберешься.

– Ну это мы ещё поглядим…

Лётчик обратил лицо к океану, и взгляд его надолго остановился.

***

Яма была выскоблена до дна, а поголовье мешков возле неё значительно возросло. Осталось «всего лишь» спустить эту ораву вниз на побережье, поближе к воде, откуда её уже заберут и погрузят на плот сами перевозчики. Максуд и Лётчик расположились рядом со своим «стадом» и обедали переломленной надвое лепёшкой, запивая кашель от царапающего отрубями горло сухаря тепловатой водой, остатки которой плескались в кособоком кувшине. Лётчик ел с аппетитом, причмокивая, роняя и подхватывая ладонью крошки, будто достался ему не кусок сухого пресного теста, а медовая коврижка. А Максуд – он просто жевал, монотонно и смиренно, будто продолжал исполнять опостылевшую ежедневную работу.

– Любопытная конструкция, – кивнул Лётчик в сторону ямы. – Кто это придумал?

– Хранилище-то? А что тут придумывать? Все такие делают… попроще, правда. Мороки, конечно, много, но яма надёжнее и долговечнее, чем сарай, и постороннему глазу со стороны её сразу не заметить. Я провозился больше дюжины суток, пока…

– Один?! – удивился Лётчик.

Максуд хмыкнул.

– Ты видишь здесь кого-то ещё?

Мороки действительно тогда оказалось через край. Сколько копал Максуд серую комковатую почву, столько и выковыривал из неё камни, сточив при этом целую охапку самодельных деревянных лопат. Покончив с рытьём, обмазал яму толстым слоем специально принесённой глины, чтобы закрепить грозившие осыпаться стены, а после просушки обжигал, наверное, в течение суток, наполнив доверху хворостом и дровами. Сперва, правда, огонь, наскоро подъев верхушку довольно сырой, надо сказать, из-за близости джангала дровяной кучи, принимался гореть весьма лениво, пока Максуд не догадался прокопать узкую траншею для доступа воздуха ко дну ямы и надстроить по периметру котлована стену в собственный рост из скреплённых глиной булыжников – трубу для увеличения тяги, – и только тогда пламя подхватилось и загудело грозно, докрасна раскалив не только стену будущего хранилища, но и камни на несколько шагов вокруг – не подойти! Столб огня поднялся так высоко, что Максуд не на шутку перепугался: вдруг искры и клочья пламени долетят до джангала и подпалят эту гигантскую кучу дров! Слава тебе, Господи, – обошлось!

Получившаяся твёрдая, как камень, ёмкость остывала ещё сутки, и только потом, кашляя и истекая слезами от едкой взвеси потревоженного пепла, Максуд взялся выгребать из законченного – наконец-то! – хранилища угли и золу… Но вот в конце трудов Максуд окинул взглядом опоясывающую яму стену и… решил убрать её, оставив лишь невысокий парапет: уж слишком бросалось в глаза своей правильной формой круглое, как башня, строение, да и нужды в таком объёмном хранилище тоже, по сути, не было (это ведь только на первый взгляд невелико да неглубоко – а попробуй наполни!). Скрепя сердце Максуд взялся за разборку…

И ведь от начала до конца пришлось держаться на голодном пайке! Он проклял всё на свете, пока длилась строительная катавасия, а потом ещё надо было как можно быстрее набрать хоть сколько-то концентрата – перевозчики должны были появиться вот-вот!

Да уж, эпопея, демон её побери… Сейчас бы он на подобное не решился, удовольствовался бы и неглубокой ямой… В общем, спроси Лётчик Максуда – тому было чем похвалиться и удивить несведущего в строительстве хранилищ, да и вообще не нюхавшего здешней жизни, новичка!

«Ну давай, спроси!»

– А расскажи-ка мне, Максуд… – Лётчик утёрся рукавом, с удовольствием запив съеденную лепёшку изрядной долей оставшейся в кувшине воды, – расскажи поподробнее об этом любопытном месте, где мне, как ты говоришь, так не повезло