Судорожный вдох! Влажная, пахучая атмосфера джангала ворвалась в лёгкие, и звон в ушах превратился в привычную какофонию звуков, а сквозь стихающую вьюгу искр перед глазами Максуду открылось низкое, грязно-бурое небо. Но, вновь загораживая успокаивающе знакомую небесную грязь, над ним навис силуэт. Человек! Не раздумывая, рефлекторно, Максуд брыкнул человека обеими ногами, и тот, крякнув, хлопнулся на землю – взметнулись искры, через мгновение раздался вопль. Разбрасывая угли, неизвестный выскочил из не успевшего остыть кострища и припустил вокруг стоянки, завывая и матерясь в голос. Бах! Кто-то сбил его с ног, и он покатился, исчез в темноте.

На фоне полыхнувшего голодным синеватым пламенем костра заметались силуэты, тени. Шум и крики перекрыли истеричный вой растревоженных джангала. Кто-то бросался на Максуда, бил и душил его, и Максуд бил в ответ…

– Стой! Стой, Максуд! Это я! Лётчик!

Занесённый было кулак остановился: Максуд узнал голос.

– Кто-то напал на нас, – едва выговорил Лётчик, тяжело дыша. – Кто бы это мог быть, а?

– Кто, кто… – не разжимая кулака, Максуд опустил дрожавшую от нервного напряжения руку. – А вот сейчас посмотрим…

Максуд бросил в разорённое кострище щепок и хвороста и в свете набиравшего силу пламени подошёл к одному из тел, что валялось поближе к огню. Пнул ногой в бок.

– Эй!

Тело зашевелилось, застонало.

– Вставай давай!

Человек не поднимался, хотя явно понял приказ. Максуд, распаляясь ещё не остывшей злостью, собрался добавить посильнее и уже занёс было ногу, но лежавший, почуяв угрозу, завозился и сел. Тронул под носом кровавую мазню, поморщился, всхлипнул – обиженно, даже сердито:

– Не бейте…

– Чего?! – возмутился Максуд. – Да я тебя сейчас…

– Погоди, погоди, – остановил его Лётчик.

Он присел рядом с человеком на корточки и заглянул в разбитое лицо.

– Чего хотели-то?..

***

Их было четверо – грязных, оголодавших, готовых на всё ради чёрствой лепёшки и пары монет. Сборщики концентрата. Их Тропу перекрыло рухнувшим деревом, и пока они пытались обрубить опутанные лианами ветви, чтобы можно было подобраться непосредственно к стволу, новая напасть свалилась на их головы: осиное гнездо оказалось неподалёку, и, потревоженные шумом, жалящие твари гнали бедолаг-сборщиков до самой опушки. Живы остались – но к счастью ли? Головокружение и рвота не давали подняться даже на четвереньки, а заплывшие от укусов глаза не открывались вообще. Кое-как оклемавшись, бедняги обнаружили, что хранившийся в оставленной без присмотра яме концентрат исчез, пропали и деньги. Покуда окончательно не пришли в себя, кумекали, как быть: опять соваться на ту же Тропу – это надо совсем мозгов не иметь, а на чужую – тем более…

– Так и промышляем чем бог пошлёт, – закончил рассказ здоровенный и явно немалой физической силы мужик – предводитель бывшей артели добропорядочных сборщиков, а ныне – ватаги разбойничающих оборванцев.

– Ты ещё Бога к своей шайке приплети! – рыкнул Максуд, лишь на правах победителя позволив себе эту дерзость: встреться ему громила при иных обстоятельствах, и мысли бы не возникло говорить в таком тоне!

– А что? Мы, что ли, напрашивались на такую жизнь? Сами, что ли, придумали, а? – заступились за главаря сообщники. – Всё в руках Его, и во всём промысел Его! – и бандиты, все четверо, вразнобой протянули руки к небу, а затем прикрыли ладонями опущенные к земле лица.

Лётчик беззвучно хмыкнул, глядя на эту пантомиму.

– Давно не ели? – спросил.

– Ну… как… Джангала прокормят, с голоду не сдохнешь: тут – личинку какую, там – побег молодой… – пожал плечами тощий как жердь разбойник, в очередной раз потрогав распухающую верхнюю губу.

– А тут – путник запоздалый, – добавил со злым сарказмом Максуд. – Вот и мясо в котле…

Лётчик повернулся к Максуду:

– У нас хлеб есть ещё?

– А не слишком ли жирно?! – возмутился Максуд. – Они убить нас могли, между прочим!

– Да не замышляли мы вам потроха выпускать – так, придушить малость, чтоб не дёргались, – прищурил хищно заблестевшие глаза разбойник с угрюмой волосатой рожей. – Это вам дюже свезло, что мы на вас наткнулись с устатку да не жрамши.

Максуд напрягся и сжал кулаки. Угрюмый заметил, усмехнулся снисходительно, сверкнув жёлтым клыком (так потрёпанная в схватках гиена походя осаживает вообразившего себя бывалым охотником щенка), однако блеск в его глазах всё же затух.

– А чего? Кто бы поступил иначе? – пожал он плечами.

– Совесть-то есть? – буркнул Максуд. – Я, между прочим, как и вы когда-то, коробами с концентратом горб себе мозолю!

– Как мы, говоришь? Вот тогда пораскинь мозгами, что бы ты на нашем месте напроворил! И нечего тут про совесть заливать. Да любой, коснись его шкуры… А-ах… – с досадой махнул рукой угрюмый.

«Обиделся, дерьмо какое! Ещё и корми его! Если бы не Лётчик – видали бы вы уши от птичьего колена! Хотя, если бы не Лётчик, мне бы и самому ушей не сносить…» – подумал Максуд, вздохнул и полез в дорожную суму.

Лепёшек было в обрез – кто же рассчитывал на такую ораву дармоедов? Впрочем, и расточительного добродушия Лётчика тоже невозможно было предсказать! Сюрпризы вообще посыпались неудержимой чередой, как дерьмо из-под хвоста нахлебавшегося тухлой воды ишака, стоило покинуть хоть и говёный, однако обжитой и предсказуемый угол…

«И каких проблем ещё ожидать? Вот не усиделось же на месте – поддался на уговоры, попёрся в даль несусветную! – ворчал Максуд про себя. – Чёрт знает куда, чёрт знает зачем…»

Не вынимая рук из из торбы, он развернул тряпицу с лепёшками, отделил от стопки две штуки: хватит этим обормотам и по половинке! Подумал и взял ещё одну – им с Лётчиком. С этой дракой жрать уже хотелось невыносимо!

– Меня Жердяем звать, – представился тощий – поспешно, будто опасался, что Максуд передумает и не станет тратить провизию на какого-то вовсе безымянного бродягу.

Максуд переломил лепёшку и протянул долю жадно следившему за его манипуляциями разбойнику.

– Нужно мне твоё имя, как… – процедил сквозь зубы.

– Так вы, значит, местные? – поспешил перебить Максуда Лётчик. – А откуда?

– Да… – поиграл мимикой Жердяй, – отовсюду, – и отмахнулся. – Не упомнить уже. Я-то уж точно не помню, – хихикнул, – всё брожу вот, брожу…

– Да было бы что помнить… – буркнул копошившийся возле крупного валуна спиной к костру ещё один разбойник.

Максуд между тем подал кусок лепёшки угрюмому.

– Угрюмый я, – объявил тот не сказать чтоб очень дружелюбно, и Максуд едва не фыркнул (ну кто бы сомневался в таком «имени» – после жердеподобного Жердяя-то!) – успел-таки сдержать смешок.

Что-то упало на землю, приглушённо звякнув металлом. Мешочек с монетами!