Это почти стоило жизни Джуду.

– Я хочу его увидеть, – резко сказал он.

Пенроуз колебалась.

– Пожалуйста. Отведи меня к нему, и я расскажу все, что ты хочешь услышать.

______________

На третий раз Антону удалось выйти из своей каюты. Пенроуз была терпеливой, поддерживала его, когда он ковылял к двери по узкому коридору. Они останавливались через каждую пару шагов, чтобы он мог облокотиться на переборку и остановить головокружение.

Когда они наконец добрались до корабельного лазарета, в коридоре стояли еще четыре человека – двое темнокожих мужчин и светлокожие женщина и мужчина, так похожие друг на друга, что скорее всего они были братом и сестрой. На всех были темно-синие плащи и серебряные торки, как у Пенроуз.

– Это?.. – заговорил светлокожий мужчина, глядя прямо на Антона.

Пенроуз оборвала его многозначительным взглядом.

– Он хочет увидеть Джуда.

Защелка открылась, и бледный свет корабельного лазарета пролился в коридор. Антон сглотнул, колеблясь теперь, когда стоял так близко к тому месту, где лежал раненый и беспомощный Джуд.

Он открыл дверь и вошел. В каюте стоял ряд коек, половина была закрыта занавесками. Слабый свет просачивался в иллюминатор. Пенроуз подвела его к одной из занавесок и открыла ее.

Джуд казался маленьким и бледным на фоне серых простыней своей койки. Его рука была забинтована, а бледные шрамы ползли по горлу, словно трещины разбитого стекла.

И всё из-за Антона. Потому что он, будучи трусом, побежал на вершину маяка, так как был не в силах принять то, кем он был. Что он видел.

Его снова начало подташнивать. Антон выбежал из каюты. Он добрался до главной палубы, прежде чем его желудок всколыхнулся. Он перевесился через борт корабля, и его вырвало.

Юноша положил голову на руки, облокачиваясь о фальшборт. Во рту горели жар и горечь. На его плечо осторожно легла рука, и он снова почувствовал медную эшу Пенроуз.

– Божий огонь, – пустым голосом сказал Антон. – На вершине маяка. Джуд прыгнул через него, чтобы добраться до меня. – Он все еще помнил жар, змеиное движение пламени, щелкающего, словно кнут, в воздухе между ними.

– Когда вы ударились о воду, пламя погасло, – отрывисто сказала Пенроуз. – Ожоги небольшие. Есть шанс… – Она замолчала, эмоции поглотили ее следующие слова. – Есть шанс, что вода потушила его прежде, чем Божий огонь выжег его Дар. Мы не узнаем этого, пока он не проснется. Придется просто ждать.

Ждать, чтобы узнать, выдержало ли тело Джуда то, что с ним сделал Антон.

– Джуд использовал Дар, пока вы падали, – сказала Пенроуз. – Он использовал его, чтобы спрыгнуть с обрушившегося маяка и уплыть подальше от подводного течения.

Антон поднял взгляд, не понимая, на что она намекает. Она осторожно смотрела на него.

– Для такого понадобилась бы большая сила воли, – продолжила Пенроуз, – чтобы использовать Дар с такой болью. Я прикасалась к цепям, выкованным в Божьем огне, и едва могла вытерпеть такую боль. Не могу представить, каково было бы пытаться использовать Дар, когда само пламя обжигает. За что бы он ни сражался… оно должно быть очень важным.

Антон поднял голову и встретился с ее взглядом и невысказанным вопросом в нем.

– Я пророк, – он уже говорил это Джуду на маяке. Сейчас эти слова не казались менее странными. – Тот самый пророк, я полагаю.

Пенроуз стояла совсем неподвижно.

– Значит, это правда.

– Ты знала?

– Ты подходящего возраста, – тихо сказала Пенроуз. – И когда я увидела Джуда… – она замолчала.

Антон ждал.

– Джуд бросил Орден в Паллас Атосе. Он повернулся спиной к долгу и предал свои клятвы. Для паладина предать клятву – значит расстаться с жизнью.

– О.

Антон подумал о «Тайном источнике» и сурово поджатых губах Джуда, когда тот положил золотой торк на стол и объявил, что и он взойдет на борт «Черного баклана» и поплывет в Тель Амот. Он подумал о том, как звучал голос Джуда – сломленный, побежденный – на корабле, на котором их держал в плену Илья, когда он сказал, что потерпел неудачу.

Грудь Антона наполнил стыд. Джуд не раз рисковал своей жизнью, чтобы спасти его. Паладин думал, что потерпел неудачу, что предал все, во что верил. Он так и сказал Антону в трюме корабля, направляющегося в Назиру. Но не Джуду не удалось соответствовать своей судьбе. А Антону. Так долго и отчаянно пытаясь сбежать от тени, он чуть не обрек их обоих.

– Когда я увидела Джуда на маяке, он сказал, что знает, что ты в Назире, – сказала Пенроуз. – Он чувствовал твой Дар. Можешь рассказать мне, что случилось?

Антон отрывисто вздохнул. Внезапно он почувствовал невыносимую усталость. Но, подумав о Джуде, лежащем полуживым в корабельном лазарете, он понял, что это – секреты, которые он прятал всю свою жизнь, видение, которое его разум пытался стереть, – привели его туда.

Так что он начал рассказывать. Чем больше он говорил, тем больше хотелось продолжать – выложить все, выкопать из глубокого темного места внутри себя.

В какой-то момент ночной воздух стал слишком холодным, и они с Пенроуз ушли в тесное пространство его каюты.

– Внизу, в цистерне, брат сказал мне, что пророки оставили последнее предсказание перед своим исчезновением, – он все еще видел лицо Ильи перед собой, блеск его золотистых глаз во тьме. – Вот зачем я был им нужен, я так думаю. Каким-то образом я являюсь его частью. Свидетели, Иерофан, наверное, хотели проникнуть в мою голову, узнать, что я увидел много лет назад.

Пенроуз резко выдохнула.

– Что ты видел? – спросила она, ее голос был не громче шепота, но полон напряжения. – Антон, ты видел, как остановить век тьмы?

Слова задели его, словно воспоминание.

– Остановить что?

– Пророчество. – Быстро выпалила Пенроуз. – Последний пророк должен его завершить. Тебе суждено его завершить. Увидеть, как остановить век тьмы.

Антон покачал головой, а его сердце упало вниз, как камень на дно моря.

– Я кое-что видел. Век тьмы. Я видел, как она разворачивается. Но не…

Пенроуз сжала кулак на коленях.

– Расскажи мне, что ты видел.

Он закрыл глаза. Солнце накрыла тень. Разрушенная башня. Темный дым. И те яркие глаза, приковывающие его к месту, разрывающие его. Руины шести пророческих городов. Видение вспыхнуло перед его глазами – он видел все это, чувствовал запах дыма и кроваво-красного неба.

Он видел лицо Беру, ее глаза были такого же ярко-белого цвета, как и пламя Божьего огня.

– Руины, – наконец сказал он. – Я видел весь мир в руинах.

______________