— Ну пойдём! — кивнул он Кантору.

Хвост за ним едва поспевал. Попытался схватить за локоть:

— Эй, Сай, с таким лицом не ставят деньги!

Сайгур его руку стряхнул.

Двор, где рос волшебный куст, теперь был не так заполнен народом, как в ночь свадьбы, но и пустынным далеко не был. Люди ходили, сидели, опять прикатили бочку и разливали вино, а в дальнем углу даже плясали под дудки, в которые дудели двое шутовского вида мужичков — эти-то откуда взялись? А вокруг куста стояла охрана, которую когда-то по приказу Сайгура и поставили. Его, естественно, задерживать не стали, и Хвоста с ним — тоже.

Рододендрон стоял пышный, чуть трепетали узкие темные листья, и цветы дразнили — целая охапка, пышные, белые, что б их! И запах цветов — тонкий, пронзительный, медово-сладкий.

Кажется, куст закачался сильнее, когда Сайгур выдергивал меч из ножен. Меч просвистел, врезаясь в сочную зелень. И ещё раз!

— Эй, ты что! — кинулся Хвост, и отлетел в сторону, отброшенный пинком.

Меч взлетал, рубя и кроша, летели в стороны листья, ветки и белые цветы, и запахло теперь одуряюще — цветами и пряным соком…

Охрана не мешала. Никто не мешал, слишком быстро всё случилось, так что и опомниться сразу смогли не все. Те, кто был близко, замерли в удивлении и ужасе, а если кто-то и хотел бы вмешаться — не дала бы стража. Не так много было того куста, чтобы Сайгур долго с ним возился! Когда на месте рододендрона осталась бесформенная куча, около винной бочки ещё гомонили и смеялись, а издалека доносились звуки дудок и топанье танцоров.

— Несите дрова, — велел Сайгур, показав туда, где рос куст. — Костёр развести тут. Сжечь всё! И чтобы хорошо прогорело! Это ясно?

— Будет сделано, милорд граф! — старший охраны был бледен и, кажется, даже немного дрожал, но ответил без запинки и громко.

Сайгур отряхнул меч, вытер его рукавом и убрал в ножны. Оглядевшись, наткнулся взглядом на Кантора — вид у того был малость ошалевший, а неподалёку стояла Аста с корзинкой в руках, с ней рядом — служанка. Аста испугалась, дрожала вся, и глаза — на пол-лица. То, что сюда явилась и Аста, Сайгура отчего-то взбесило — не деньги же ставить пришла? Он подошел, тряхнул её за плечи:

— Ты что здесь делаешь?

— Ох, милорд! — она заплакала. — Зачем вы так, милорд? Что будет теперь?

— Да ничего не будет! Иди к себе, поняла? Ты! — он подозвал крайнего из стражников, — проводи женщин.

— Лучше я их провожу, — возник за его плечом Хвост, — у стражи тут и так дела…

— Ты мне нужен. Пойдем ещё выпьем, — решил Сайнур. — Окажи немного почтения графу Дьямонскому.

Тут как раз и музыка стихла, где-то гомонили, где-то закричали, по площади уже бежали кандрийцы из гарнизона.

— Позвольте проводить вас в донжон, милорд? — рядом появился помощник капитана.

— Нет! — отрезал Сайгур. — Присмотрите тут за порядком, — и махнул Кантору.

— Вам бы, милорд граф, спросить у лекаря зелья, и до утра поспать, — негромко посоветовал Хвост.

— Я разве совета спрашивал, что мне пить?..

Они вернулись в трактир. На первый взгляд всё было так же, как прежде — никто лишний не подходил, не докучал. Только о Сайгуре кто-то позаботился, накинул ему на плечи его плащ с меховой оторочкой, разом отделив от остальной толпы. И обслуга бегала резво, на столе сразу появилось ещё вино и другая снедь. Хвост покачал головой, то ли удивляясь чему-то, то ли усмехаясь.

— Надо же, как бывает. Мне теперь до вас, милорд, и с горы рукой не достать, — пошутил.

— Однако не завидуешь. Правильно?

— Правильно, — серьезно кивнул Хвост. — Что теперь будет — не опасаешься? Куст этот фейский…

— Пусть сгорит. Жалею, что не сделал этого в первый день. Боишься со мной рядом сидеть — уходи.

Хвост только усмехнулся. Сказал:

— Я тут много лет езжу. Но я среди своих, со всеми лажу, иногда и подлаживаюсь, и то всякое бывает. А сходу получить такие владения — лучше уж ежа в штаны. Шучу, не сердись… милорд.

— Ежа в штаны? — Сайгур рассмеялся, шутка показалась ему подходящей. — Ну спасибо. Поддержал. Вот что ты слышал про эдельвейсы, расскажи? И что за Ничейная дорога?

— Про эдельвейсы я одно и то же слышал по всем княжествам, до самого Загорья. Якобы не может девица не взять цветок, если есть любовь. Даже если не собиралась брать. Или выгоды ей мало в этом парне, или родители не позволяют. Бывает, сама считает, что другой больше по душе, а это ошибка. Есть же девицы, которые сами не знают, чего хотят? — Хвост заулыбался. — Но если взяла эдельвейс, то отказывать не принято. Якобы это к плохому приведет. Только цветок парню самому найти и сорвать надо. Слыхал я, что некоторые семьи своих дев без эдельвейса и замуж не выдают. Но это не тут, это дальше, — он махнул рукой, обозначив направление в сторону Загорья. — А тут… Трудно, наверное, эдельвейсы найти. Далеко и высоко.

Сайгур слушал, хмурясь.

— А чужим жёнам дарить?

— Муж голову снесет! — хмыкнул Хвост. — Я так думаю. Но если муж позволит… всяко ведь бывает, вдруг надо? Калека, наследников нет, вот и… Да ты это лучше у местного люда поспрашивай. Но я о таком только сказки слышал, что якобы в старые времена… Налей-ка мне ещё!

Сайгур налил. Вдруг его осенило:

— Слушай, а ты не на Асту глаз положил? Та, светловолосая, что ты провожать вызывался. Кто у нас тут ещё кандрийка, да красивей королевы?

— А она тебе кто? — ответил Хвост вопросом на вопрос.

— Сестра жены. Тетка моих сыновей, — как само сказалось. — Она их растила, потому и замуж не вышла. Видишь, я перед ней в долгу. Кому попало не отдам, заботиться буду.

Все верно, когда-то он и считал Нантель женой, хоть и не по закону. А что не говорил об этом — зачем говорить, и так ясно. С Астой, конечно, было иначе.

Хвост кивнул — дескать, услышал.

— Она красавица, редкая. Не забудешь.

Сайгур только плечами пожал. Он к Асте привык, помнил её ещё худой голенастой девчонкой с мельницы. Красавица? Ну наверное…

— Ты не сердись, но я отдал бы её только надежному и небедному, — сказал он Хвосту. — А про тебя пока не понял. Купец ты, бродяга. Знаешь про звон своих монет, но часто они у тебя звенят?

Тот усмехнулся:

— Ладно, еще поговорим.

— И с ней столкуйся. Без её желания не получится.

— Это само собой.

— Ага. Два дня срок немалый, чтобы смотрела ласково, — опять развеселился Сайгур.

— Вот именно, дружище. Налей ещё!

Утром Сайгура разбудили. Нестерпимо яркий свет лампы, тени в комнате, голова болит и от подушки не отрывается… К его лицу что-то прикасается, трещит рвущаяся ткань, голоса, лицо жжёт, и руку тоже, и это очень больно. Он открывает глаза и всматривается, моргает, пытаясь отвернуться от яркого света, и несмотря на боль радуется, видя её, ту самую. Вот ведь как хорошо, что она пришла! Он пытается приподняться и поймать женщину, уронить её на себя, побыть совсем близко, обнять и потискать, чувствуя её тепло и вдыхая её запах — и кажется, что тогда и боль эта уйдёт!