Она догадывается, кто я, внешний облик ее не обманывает.

Ее брат знакомит нас: «Это моя сестра…»

Она говорит: «Привет». Я представляюсь – и она мне не верит, смотрит с сомнением, запинается, произнося мое имя. Я это чувствую. Между нами невозможен зал ожидания. Все происходит здесь и сейчас.

Луиза – бесценный шелк. Луиза – металл и фарфор. Сплав тонкости и силы. Она прочна, нежна и деликатна.

Я часто вижу ее во дворе, по средам и на каникулах – в доме ее брата. Она – часть моей жизни. Она часто держится как красивая кукла из тех, которых рассаживают на диванах. Луиза – кружево. Тишайшая, сосредоточенная, всегда с книгой в руках. Ей нравится учиться. Такова ее природа. Ее манят к себе открытия.

Почувствовав мое присутствие в комнате, она поднимает голову, улыбается и заливается румянцем, а потом возвращается к чтению. Похоже, я – солнце Луизы, а если кто-то считает вас светилом, вы инстинктивно пытаетесь подойти ближе. Остаться рядом.

Увы, между нами стена, которая много лет не дает мне почувствовать ее жар: наша троица. Мы всегда ходим вместе. Смотрим только друг на друга. Иных перспектив у нас нет. Мы – монолит.

Наступает лето, когда мы вместе едем к морю. Луиза лежит под зонтом и часто мне улыбается. Ее красота будоражит и смущает меня, но я слишком занят – прячу от окружающих Адриена-девочку. Хожу, бегаю, машу руками, говорю «по-мальчишески». Очень скоро мой голос начнет ломаться.

Мне четырнадцать, и думать я могу только о своем кадыке. Когда он появится? Сколько еще будет заметен? Я бреюсь, чтобы борода начала наконец расти, хотя опасаюсь ее, как черт ладана. Почему я так стесняюсь той, кем являюсь? Зачем прятать мою одержимость? Теперь я понимаю, что убил бы себя, если бы рядом не было моих друзей.

А без Луизы не узнал бы любовной любви.

Однажды утром на тех каникулах я проснулся и увидел Луизу, сидевшую рядом, в кресле-качалке. Дивное видение. Божественный призрак.

Дом пуст, все ушли на пляж. Мы впервые остались одни.

– Ты меня любишь?

Этот вопрос я задаю первым, потому что не верю, что хоть кто-нибудь может любить меня.

– Да, с детства.

– Ты и сейчас ребенок.

– Ничего подобного, мне тринадцать. Ты уже целовал девушку?

– В губы?

– Да.

– Нет. Я никогда никого не целовал.

– А любовью занимался?

Я цепенею.

– Нет, я ведь никого не целовал.

– Хочешь попробовать? – спрашивает она.

– Заняться любовью?

– Нет, поцеловаться.

Я соглашаюсь. Она залезает под простыни, но не прижимается ко мне.

– Чувствуешь, как сильно бьется?

Она берет мою руку и кладет себе на грудь.

Я чувствую. Какое горячее тело!

Она раздевается без ложной скромности, преподносит мне свою наготу как подарок. Я прижимаю к груди платье, потому что не могу взять ее. Мы слишком молоды, напуганы и неумелы. Нужно соблюдать дистанцию. Я обвожу взглядом ее тело. Она прекрасна. Я чувствую желание. Касаюсь ее кончиками пальцев, она закрывает глаза, дрожит, стонет, выгибается, держась другой рукой за платье. Я тоже цепляюсь за кусок ткани, как за канат, не дающий мне рухнуть в пугающую пропасть.

Проходит бесконечно долгое мгновение, и Луиза говорит: «Я часто думаю о тебе, когда ласкаю себя, хочешь, покажу?»

Она снова изумляет меня. Как девочка может быть такой храброй? Откуда в ней это безграничное доверие?

Я киваю.

Она ложится на бок, смотрит на меня, глаза в глаза. Я никогда не видел никого прекраснее.

Кладу ее платье на себя, расправляю, разглаживаю, представляя, что это она, раздеваюсь, беру руку Луизы. Она примиряет меня с собой и соединяет нас воедино. Мне так хорошо, что я не понимаю, кем себя считать.

Луиза влюблена, но в кого? И кто из моих «я» желает ее?

Я напугана, потому что мои «сексуальные предпочтения» не проявляются. Я девушка, значит, должна любить парней. Это было бы в порядке вещей. Но на свете нет ничего логичного. Ни одну любовную историю не назовешь последовательной. Луиза меня потрясает. Я возбуждаюсь.

Мы засыпаем.

Я открываю глаза, почувствовав, что она обхватила пальцами мой пенис.

Отталкиваю ее: «Нет, не трогай меня тут, он не мой».

* * *

Прошлой ночью, перед тем как уйти, Луиза сказала:

– Раз уж ты будешь с моим братом до конца, употреби время с толком, избавься от Адриена раз и навсегда.

– Это слишком жестоко.

– Жизнь жестока, я ни при чем.

Луиза стала хирургом из-за меня. Она, кстати, всегда меня поправляет: «Не «из-за», а благодаря тебе» – и все время пытается уговорить меня начать курс гормональной терапии, а потом сделать операцию.

И стать тем, кто я есть.

Я уклоняюсь много лет.

Уклоняюсь, отвергаю, откладываю до лучших времен, лгу, увиливаю. Все уловки известны мне наизусть.

Я боюсь.

Я знаю, что я женщина, та, что внутри меня, – моя близкая подруга. Луиза не соглашается жить со мной, говорит, я вру всему миру, начиная с себя самого. Обещает, что будет любить меня, когда я избавлюсь от него и обзаведусь всеми атрибутами настоящей женщины. Когда она переходит на подобный язык, я закрываюсь. Не терплю вульгарности. Она это прекрасно знает и нарочно меня провоцирует. Она перепробовала все методы.

Я никогда не была в ладу со своим телом, но не решалась сделать первый шаг. Я отвергаю способ перехода, который сегодня доступен таким, как я, хотя о нем пишут и в медицинских, и глянцевых журналах и он считается несложным. Луиза сотни раз пыталась взять меня за руку, чтобы мы вместе проделали весь путь, но ничего не вышло.

Она знакомила меня с психиатрами, водила к эндокринологам, но я не могла даже разговор начать, не то что… Луиза бесится, когда я вспоминаю того врача, у которого была на приеме в шесть лет, или папашу Пи. «Это прошлое, а тебе нужно двигаться вперед!»

Иногда она так нервничает, что доводит себя до слез, а однажды совсем обессилела, ударила меня и закричала, что ненавидит Адриена и желает ему сдохнуть. Обозвала меня трусом.

Ссора вышла ужасная, после нее мы не виделись одиннадцать месяцев.

20:00. Мы втроем сидим по-турецки на широкой кровати в номере пансиона в Савоне, что рядом с Генуей, на севере Италии. Мы смертельно устали.