Всех их связывало упомянутое выше представление о самих себе: они репрезентируют здесь империю. Как конкретные функции, так и рвение, с каким они их исполняли, были у всех разные; различалось и понимание того, что значит «империя»; они поддерживали разной степени интенсивности контакты или конфликты с чуждым им польским и еврейским окружением. Тем не менее чувство общности было ярко выражено. Отграничивая себя от коренного населения – и реагируя на то, как оно отграничивало их от себя, – эти представители империи были готовы включать свою социальную и культурную деятельность в формирующиеся структуры и зарождающиеся институты имперского общества. Тем самым они способствовали созданию целого специфического жизненного мира, который современники – т. е. и сами его обитатели, и те, кто в него не входил, – часто называли «русской Варшавой». Данным понятием обозначались как пространственная концентрация этих представителей Российской империи в столице Царства Польского, так и их гегемония в нем.

В настоящей главе будет описан генезис русской имперской общины, сосредоточенной в мегаполисе на Висле. Именно в Варшаве, где проживала бóльшая часть русских в Привислинском крае, они развили бурную социальную и культурную жизнь, и одновременно здесь же были наиболее интенсивными отношения обмена и конфронтации между ними и их польскими и еврейскими соседями.

Достаточно часто, говоря о царской России, «общество» изображают как антипод самодержавного господства. Он ассоциируется с такими процессами, как эмансипация в дисциплинирующем государстве, формирование публичной сферы и гражданского общества с его специфическим активизмом, которые развиваются в противопоставлении себя государственным структурам и часто в противостоянии с ними. Если бы мы попытались применить такое понимание «общества» к русской общине в Варшаве, то пришлось бы, особенно в первые годы после Январского восстания, констатировать только отсутствие общества там: никакого русского «общества» за пределами государственных учреждений в Привислинском крае после 1864 года не существовало. «Русский элемент» в Варшаве и повсюду в Царстве Польском состоял главным образом из должностных лиц, служивших в бюрократическом аппарате и в армии. Еще в 1881 году известный и много путешествовавший петербургский журналист и фельетонист Владимир Михневич описывал русскую общину в Варшаве как нечто, образованное людьми, состоящими «на службе». Спустя более пятнадцати лет после разгрома польского восстания русское общество по-прежнему было прежде всего государственным установлением570. Подтверждает характеристику, данную русской общине Михневичем, и статистика того времени, показывающая, что численность приверженцев православия в Варшаве была невелика. Так, в 1864 году в этом городе, находящемся на военном положении, наряду с большим количеством солдат царской армии проживал всего лишь 691 православный. Но и после «замирения» в первое время мало что изменилось: в 1866 году в Варшаве оказался всего 721 православный. И даже то, что кажется существенным увеличением их числа к 1876 году, – обманчиво, потому что значительное большинство из 10 026 православных, насчитывавшихся тогда в городе, составляли бывшие униаты: после того как в 1875 году и в Холмско-Варшавской епархии было осуществлено принудительное слияние Греко-католической церкви с Русской православной, приверженцев обеих стали включать в общую статистику православных571.

И тем не менее источники говорят о социальной и культурной активности русской общины и в первые два десятилетия после Январского восстания. Ведь для современников вовсе не существовало этого – кажущегося нам явным – разделения между обществом и властью. Напротив, представители царской государственности были одновременно и главными фигурами того, что называлось «общественной жизнью» в Варшаве. Подобные формы социабельности имели в русской общине свою традицию. Уже в 1859 году было создано Варшавское общественное собрание – в качестве русского ответа на польский Obywatelski Klub, поэтому оно даже стремилось называть себя Русским клубом, однако это название наместник князь Михаил Горчаков сначала не утвердил, дипломатично щадя чувства поляков. После 1863 года проявлять такую чуткость уже было не нужно, поэтому ассоциация в 1864 году была учреждена заново – под названием Русское собрание. Тот факт, что это Русское собрание образовалось в разгар Январского восстания, свидетельствует об удивительной нормальности общественной жизни в городе, охваченном боями572.

Такие формы институционализации сообществ и в последующие годы тоже не развивались помимо государственных органов власти и правопорядка, а создавались и действовали при самом непосредственном их участии. Так, большинство членов Русского клуба, располагавшегося в бывшем дворце Замойского, составляли чиновники. Офицеры из российского гарнизона были в клубе желанными гостями, там можно было встретить даже наместника, а впоследствии генерал-губернаторов. Согласно уставу Русского собрания наместник автоматически являлся попечителем этой ассоциации. Здесь, в здании на улице Новый Свят (дом 67), к услугам мужчин, состоявших членами клуба, были комнаты для игры в карты, для курения и для игры в бильярд, а также зал для балов и концертов; здесь можно было найти свежие российские и зарубежные ежедневные и еженедельные газеты или воспользоваться книгами из библиотеки клуба573.

Однако в восприятии современников клуб не был чем-то, созданным общественностью и принадлежащим лишь ей: главным патроном социальной жизни в Варшаве считался верховный чиновник государственной администрации. Поэтому балы и приемы, даваемые наместником или генерал-губернатором в Королевском замке, описывались как кульминационные точки общественной празднично-развлекательной жизни города. Такие званые вечера – например, по случаю дня рождения царя или празднования Нового года – очень способствовали тому, что русская община укреплялась в представлении о себе как о маленькой, но правящей элите в чужом краю. Русская культурная жизнь этих первых десятилетий после Январского восстания протекала под непосредственным попечительством царской администрации, примеров чему множество. Так, первая и долгое время единственная русскоязычная газета была печатным органом правительства: «Варшавский дневник» состоял из официальной части, где публиковались царские указы или распоряжения генерал-губернаторов, и неофициальной – где на нескольких страницах можно было прочесть местные новости. Такая же смесь правительственных объявлений с репортажами о повседневной жизни была характерна и для других газет, которые в последующие годы стали с разрешения генерал-губернатора издаваться в Царстве Польском. Двуязычная «Варшавская полицейская газета», «Губернские ведомости», начавшие выходить в 1866 году, а также «Беседа», созданная в 1880‐е годы и предназначенная для чтения (про себя и вслух) крестьянами, – при помощи всех этих средств массовой коммуникации государство пыталось быть услышанным, а журналисты стремились пробудить интерес читателей. Последнее обстоятельство делало газеты важными культурными инстанциями для маленькой русскоязычной общины – или по крайней мере для тех ее членов, которые хотели читать прессу не только из далеких Москвы и Петербурга574.