Кроме того, империя воспринималась еще и как решающий фактор в международном модернизационном соревновании: по всеобщему убеждению, для важных, крупных проектов необходима была государственная поддержка. Инженеры разделяли этатистскую ориентацию, считая, что государственные инстанции и денежные средства имеют решающее значение для модернизационных преобразований. В глазах этих приверженцев социального планирования моральная ответственность имперской государственной власти перед подданными делала модернизацию ее этическим долгом. С таким этатистским мышлением, заставлявшим видеть в царской власти и ее аппарате центральных акторов модернизационного процесса, была связана и некоторая амбивалентность, которой отличалось положение инженеров в польском обществе: пропагандируемая ими прогрессирующая модернизация Царства Польского зачастую означала одновременно усиленную его интеграцию в империю, будь то в экономическом или инфраструктурном плане. Поэтому инженеры, по крайней мере отчасти, всегда были представителями центра в Царстве Польском и способствовали квазиколониальному проникновению метрополии во все структуры края560.

С другой стороны, инженеры в Царстве Польском представляли собой общественную группу, которая, по их мнению, последовательно реализовывала позитивистские идеалы и путем модернизации Польши способствовала выживанию ее как нации без государства. В качестве примера этой позиции можно привести участие инженера Казимежа Обрембовича в создании Варшавского политехнического института. Создание кузницы инженерных кадров в Варшаве отвечало чаяниям не только профессионального сообщества, но и широкого круга людей, поддерживавших эту идею под влиянием позитивистских идей. Инженеры играли видную роль и в других общественных инициативах. Так, они приняли живейшее участие в организации публичных торжеств по случаю сорокалетия литературной и публицистической деятельности Александра Свентоховского – главного зачинателя позитивистского движения в Варшаве. Они играли ключевую роль в Варшавском обществе для содействия русской промышленности и торговле, а в контексте революции 1905 года предприняли усилия к созданию Союза польских инженеров и техников (Związek Polskich Inżynierów i Techników)561.

В целом инженеры считались важной опорой позитивизма, понимаемого как политическая и социальная программа. Соответственно, внутрипольские споры о том, как правильно относиться к потере государственности и к российскому господству, определяли и ту позицию, которую позитивистски настроенные инженеры могли занять в польском обществе. Ничто не может проиллюстрировать этого более наглядно, чем столкновения, произошедшие в мае 1912 года, по случаю похорон Болеслава Пруса, между студентами инженерно-строительного отделения Политехнического института и их противниками. Будущие инженеры, ссылаясь на ту поддержку, которую Прус оказал делу создания института, потребовали для себя привилегированного места на похоронах писателя. По согласованию с вдовой именно им досталась честь нести гроб Пруса на заупокойную мессу. Однако это вызвало бурю протеста со стороны тех участников церемонии, которые настаивали на продолжении бойкота всех государственных учебных заведений: они обвинили студентов Политехнического института в предательстве польского дела. Когда гроб Пруса нужно было нести из церкви на кладбище, активисты бойкота с помощью фаланги из крепких работников трамвайных депо и официантов воспрепятствовали участию студентов в траурной процессии. Однако молодые инженеры не признали поражения: они обогнали процессию по параллельным улицам и у ворот кладбища выстроились в две шеренги по бокам от дорожки, отдавая последние почести великому варшавскому позитивисту562. В этой символической стычке нашел свое выражение глубинный конфликт: те, кто были готовы к сотрудничеству с российскими властями, – лагерь, в котором тон задавали инженеры и студенты Политехнического института, – столкнулись с фракцией, тоже считавшей себя позитивистской, но выступавшей за продолжение конфронтации с государством.

Таким образом, отнюдь нельзя сказать, что притязания этих инженеров на статус единственных представителей позитивизма в польском обществе никем не оспаривались. Но в отличие от позитивистской программы профессия инженера была необходима и для других политических лагерей. Можно было отказаться от «примиренческой позиции» позитивизма конца XIX века и вновь ступить на путь противостояния с имперской властью, но едва ли можно было отрицать, что инженеры будут играть решающую роль в будущих работах по строительству Польского государства. Поэтому и в революционных партиях национального или социалистического характера инженеры занимали важное место563.

Итак, инженеры, их движения и инициативы имели существенное значение для самоорганизации польского общества; однако и в среде царской бюрократии многие в то время разделяли ценности инженеров, поскольку технократическое мышление в конце XIX века уже достигло по крайней мере некоторых сегментов государственного аппарата, прежде всего городских управленцев. И даже такие консервативные институты, как генерал-губернатор и его администрация, по своему мировоззрению не были отделены непреодолимой пропастью от тех инженеров, для которых была характерна безграничная вера в технику и государство. Связанное с этим технократическим этатизмом акцентирование морального обновления как основной составляющей технической революции было – по крайней мере, частично – совместимо с патернализмом высших должностных лиц: последние считали себя представителями православной царской власти, которая виделась им антиподом «манчестерского» капитализма, чуждающегося государства, и – в собственных глазах – не занималась аморальной эксплуатацией людей, нацеленной исключительно на максимизацию прибыли. Инженеры с их представлением о будущем обществе, где социальная гармония будет достигнута с помощью техники, легко вписывались в подобное мировоззрение. Неудивительно поэтому, что они играли значительную роль в тех фабричных инспекциях, которые предусматривали государственный контроль за промышленными предприятиями и за соблюдением не только технических, но и моральных стандартов на производстве. Этот парадоксальный институт характеризовался фундаментальным противоречием между патерналистским самосознанием царских чиновников и их решительным неприятием любых форм рабочей самоорганизации, но для инженеров на государственной службе именно здесь открывалось поле действия. В рамках инспекции они тоже пропагандировали технические новшества в области санитарии и гигиены, безопасности труда или повышения его производительности как ключевые меры гармонизации общества. Такая морально нагруженная технизация решения всех и всяческих проблем обеспечивала инженерам, даже в рамках имперской бюрократии, значительную интерпретационную власть564.