камня трон, обглоданный беспощадным временем. Его огромная спинка раскрывалась, словно хвост павлина, увековеченный в известняке. В сердце вдруг поселилась уверенность, что даже трон императора, несмотря на золото и драгоценности, не мог сравниться в величии с этим старинным каменным чудищем. Кому же оно принадлежит?

Фигура в черной мантии, торопливо появившаяся из-за дальней колонны, отвлекла меня от созерцания трона. Мансур… Он поднял голову и замер, как и его взгляд, словно вросший в мое лицо.

Тело дрогнуло, слушаясь животного инстинкта, призывавшего бежать без оглядки. Он стенал и рычал, точил когти на мужчину, вызывавшего страх еще в моей наивной детской душе, и умолял убраться из пещеры.

– Дочь, отомри и пойдем со мной, – полушепотом велела Маура, одарив меня мягкой материнской улыбкой, и протянула руку.

Я не вложила свою ладонь в ее, отчего улыбка матери дрогнула, но не погасла.

– Не бойся. Пойдем со мной. Это – твой новый дом. Привыкай к величию этого места, – продолжила она.

– Я не боюсь.

– Стоит человеку повторить свои слова, как в них невольно начинаешь сомневаться, – певучий голос незнакомца совершенно неожиданно раздался над самым ухом, отчего я отшатнулась, словно из-за плеча выглянула сама смерть. Тот сдавленно хихикнул, по всей видимости, довольный произведенным впечатлением.

– Не смей подходить ко мне так близко! – рявкнула я, позабыв и о Мансуре, и об устрашающем троне, возвышавшемся за его спиной.

– А насколько близко можно подходить? – не впечатлившись моим гневом, уточнил незнакомец.

– Настолько, чтобы я не смогла дотянуться до тебя кинжалом.

На лице мужчины расплылась довольная ухмылка. Незнакомец изучал меня, будто заморского зверя, о котором так много слышал из рассказов путешественников, но никогда не видел даже на картинках.

Все еще недоверчиво поглядывая на повелителя трупов, я устремилась вслед за матерью.

Наставник Мауры сделал несколько твердых шагов навстречу и развел руки в приветственном жесте. В последний раз я видела этого человека чуть меньше шести лет назад, в день «ритуального сожжения» Мауры. Церемония была скромной – куда уж тут до пышных проводов, когда мертвец-то не мертвый! Мансур сказал несколько красивых фраз на случай, если у нашего театра двух актеров и дурака-воеводы появятся лишние зрители, и поджег костер. Плотоядные языки пламени не причинили Мауре вреда, но в тот день наивная Амаль и подумать не могла, что дело здесь не в мазях, которыми обработали тело матери, а в огненной магии Мансура.

Сейчас же на губах мужчины, столько лет вызывавшего во мне трепет ужаса, играла улыбка, которую никогда не дарил мне отец. Она искрилась гордостью.

Сердце тревожно забилось. Отец… Правдива ли моя страшная догадка?

– Амаль… Я счастлив встретиться с тобой, – зычным голосом, отозвавшимся эхом от узорчатых скалистых стен, провозгласил Мансур и сделал то, чего я никак не могла ожидать, – обнял меня…

От этого человека пахло травами и дымом, а еще моим безотчетным детским страхом. Я в ужасе попятилась, разрывая нежеланные объятия. Никто не смел касаться меня без моего разрешения!

Улыбка Мансура завяла, оставив вместо себя… горечь.

– Дочь моя… – начал он, отчего я неосознанно отшатнулась еще дальше, неуклюже наткнувшись на повелителя «девочек». Тот шикнул от боли, когда моя ступня в неказистом башмаке придавила его ногу в изящном сапожке, и отстранил меня твердой рукой.

– Мансур, я еще не сказала ей… – пробормотала Маура. Надо же, впервые на лице матери отразились вина и замешательство!

– Несложно было догадаться, – буркнула я, сверля Мансура тяжелым взглядом.

Будучи ребенком, мне и в голову не приходило искать сходство между нами. Я годами выискивала его в отце, но не находила ничего… Мы были похожи с матерью гораздо больше, чем мне того хотелось, и ни разу за все двадцать лет, проведенные в блаженном неведении, мою голову не посетило сомнение в том, что я – кровь и плоть воеводы… Сейчас же передо мной возвышался человек, приблизившийся к пожилому возрасту, но все еще сохранивший пламя в черных глазах… моих глазах. Его черты невыразимо отражались в моих, отчего я злилась сильнее. Да пусть бес сожрет такого папашу, который ни разу за прошедшие годы не попытался открыть мне правду! И мать туда же, вприкуску!

– Амаль Мансур Кайяр… – начал было Мансур.

– Нет! – рявкнула я. – Амаль Кахир Эркин! Только так и никак иначе!

– Амаль, – Маура виновато покачала головой, умоляюще глядя мне в глаза, но умолять было бесполезно.

– Зачем ты привела меня сюда?! Что этому человеку от меня нужно?! – Крик вырвался из моего горла вместе с протяжным всхлипом. В груди рухнула дамба, и слезы, подзуженные новостью об абсолютной лжи, окружавшей меня двадцать бесовых лет, застлали взгляд. – Я – дочь воеводы! Мой отец умер! А этот человек – твой наставник! Мне! Он! Никто!

– Вижу, разговора сейчас не получится, кровь моя, – хмуро подытожил Мансур и, порывшись в кармане мантии, протянул мне пузырек с мутноватой жидкостью.

Его ладонь испещряли шрамы, подозрительно походившие на ожоги. Моему сердцу вдруг стало слишком тесно в клетке из ребер. Ожоги! Неужто он, как и я, владеет огнем?

– Выпей пять капель. Они успокоят тебя и отгонят дурные мысли. Поспи, а после мы поговорим. Надеюсь, ты поймешь меня, кровь моя.

Я ошалело сжала в руке пузырек, все еще не сводя глаз с изуродованных рук Мансура. Он проследил за моим взглядом и чуть заметно усмехнулся.

– Это шрамы от ожогов. Позже я расскажу тебе о цене, которую приходится платить волхатам за магическую мощь.

– Волхатам? – ошалело переспросила я. – Разве они – не сказка?

Мансур ухмыльнулся, вновь гордо взглянув на меня, словно любовался венцом своей коллекции:

– Ты стоишь передо мной – молодая девушка из плоти и крови. Разве ты – сказка?

Я вновь замерла, сжимая в руке хрупкое стекло. Казалось, оно вот-вот треснет под моим нажимом. Волхаты… Творец, разве это возможно? Разве колдуны, создавшие Нарам, память о которых жила в легендах и сказках, оставили после себя потомков?.. Как одним из этих потомков могла оказаться я сама?..

В любой другой день до смерти Беркута эта новость перевернула бы мой мир, но сейчас мне было все равно. Пусть хоть небо рухнет на голову с таким же грохотом, как и новость о том, что Амаль Кахир Эркин отныне не Кахир и не Эркин. Она – приблудыш воеводы, дурное поветрие, принесшее в свою неродную семью только горе, которое сама же и хлебнула.

Наверное, новоявленный отец неверно расценил мое оцепенение, потому что поспешил меня заверить:

– Как только ты проснешься, мы обо всем поговорим. Я расскажу тебе тайну нашей родословной.

Я оскалилась