прислал своих прихвостней, чтобы уничтожить моих солдат и меня саму, зная, что я беззащитна! Рука самовольно метнулась к волосам и сжалась в кулак.

– Они искали вас… Они убили всех, а после подожгли дом, – прохрипел Данир.

Голову пронзила боль, когда клок волос остался в пальцах, сведенных судорогой. В последний раз я рвала на себе волосы в тринадцать лет… после смерти незадачливого насильника.

– Как ты выжил? – раздался резкий голос Мауры.

– Они прокрались в дом, когда все спали. Я услышал шевеление и проснулся. Человек в красном одним прикосновением заставил Галиба задохнуться. Я дождался, пока он подойдет ближе, и полоснул пальцами по шее.

Я молчала, с трудом соображая. Где-то на задворках памяти теплилось воспоминание о фокусах, которые Данир с удовольствием показывал на тренировочном поле. Одним лишь прикосновением он резал все, что можно разрезать. Его пальцы превращались в оружие острее кинжалов. Беркут гордился столь ценным колдуном в своем отряде…

– Это не твоя кровь, – вдруг поняла я.

– Не моя. Кровь ублюдка забрызгала все вокруг и меня самого. Пока он хрипел на полу, я сумел выбраться в окно. У меня не осталось времени даже сообразить, что делать дальше. Кто-то из красных тварей крикнул, что все уничтожены, и дом поглотило пламя. Среди них были колдуны, владеющие огнем. Они объединили силы и сожгли особняк. Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного.

– Остальные сгорели? – прошептала я. Тело сотрясала дрожь, лицо свела судорога, а пальцы левой руки продолжали сжимать вырванный клок волос.

Данир угрюмо склонил голову и кивнул. Я закрыла глаза, все еще не веря. Нет, это дурной сон, чья-то дурацкая выдумка! Они не могли умереть! Я провалилась в собственный ночной кошмар. Коридор огня, пожар, слуги Айдана… Но почему этот сон, полный горя и огня, не заканчивался?!

– Они забрали Иду. Я видел, как ее волокли по земле, – угрюмо продолжил Данир.

Рука вновь поползла к волосам, отчего Маура взяла меня за плечи и ощутимо встряхнула. Нет, это не сон…

– Почему ты не помешал им? – ядовитый голос Иглы заставил меня сосредоточиться.

– Я пытался выследить ублюдков, но они все как один накинули на себя черные плащи и… исчезли. Как я ни пытался, так и не сумел отыскать их взглядом.

Я затравленно взглянула на Мауру, разглядев на ее надменном лице толику страха. Верным псам Айдана под силу отводить глаза при помощи зачарованных плащей! Никогда прежде мне не приходилось слышать ни о чем подобном! Отряд старшего брата оказался вовсе не потешной пародией на моих солдат. Его шавки могущественны, жестоки и верны предводителю. Отныне все, кто опрометчиво остается рядом со мной, могут стать жертвами нового воеводы.

Оставить Айдана в живых – моя фатальная ошибка, стоившая жизни девятерым людям, и я ее исправлю. Клянусь, исправлю! Я растерзаю эту тварь собственными руками, и ни один его пес меня не остановит!

– Нужно уходить отсюда. Если эти выродки еще рядом, они могут добить нас, – голос Мауры звучал твердо и уверенно. Она не выказывала слабости, но бегающий взгляд выдавал страх смерти, от которого не так-то просто отмахнуться.

– Нам некуда идти. Разве что прямиком к Айдану, – рыкнула я и растянула губы в хищном оскале. Гнев – единственное, что у меня осталось. Он затмил собой даже бесконечное горе. – Я с удовольствием навещу братца, чтобы собственноручно вырезать его сердце из груди единственным оружием, которое у меня осталось.

– Есть место, где нам будут рады. Пришло время познакомить тебя с отцом, Амаль.

Шепот матери отозвался перезвоном колоколов в моей гудящей голове.

– Он мертв, Маура. Отец никак нам не поможет.

– Забудь о воеводе, – еще тише прошептала она. – Ты – не его кровь.

Глава 21

Потомки волхатов

Амаль

Под ногами вилась узкая тропка, утопающая в зелени, до которой еще не добралась осень. Игла вела нас уверенно, будто изо дня в день пробиралась между огромными валунами, вышагивала над обвалами, безошибочно выискивая неприметную утоптанную дорожку.

Шумный утренний Даир давно остался позади. Горы встретили нас утренним пением птиц, неясным шуршанием мелких зверей и влажной свежестью. Еще неделю назад я бы непременно вдохнула поглубже и даже замерла на несколько мгновений, наслаждаясь первозданной красотой Даирской гряды, но сегодня мне было все равно. Вершины этих гор безмолвно хранили мои страх, ярость и боль, а я сама отныне не хранила ничего, кроме тяжести собственных мышц и костей. Во мне, казалось, умерло даже дыхание, а мир продолжил жить, будто и не потерял сегодняшней ночью восемь отважных воинов, восемь достойных людей, восемь моих солдат… Как будто не потерял он меня саму, уже в который раз за последние дни…

Мы с Даниром угрюмо плелись за Иглой и Маурой, не проронив ни слова за всю длинную дорогу. Они вели нас к Мансуру, и страшная догадка все это время ворочалась во мне, отчего каждый шаг, приближавший нас к цели, давался все сложнее. Ноги, казалось, налились жгучим металлом, из которого ковали особые кандалы навиров. Кого еще Маура могла назвать моим отцом?! Если это… Мансур, тогда все, на чем зиждилась моя дурацкая жизнь, рухнет, как прогнивший сарай под порывами ураганного ветра.

– Где мы? Что-то не припомню этого ущелья, – протянул Данир, оглядывая огромные тисовые деревья, которые наверняка тянулись к небу не меньше тысячи лет. Они скрывали нас от солнца и, казалось, от всего мира.

Неподалеку переваливался по камням горный ручей, вода в котором искрилась слезами, которые я жаждала пролить. Мне было плевать, как называется это место. Плевать на того, к кому мы направлялись. Плевать на целый мир, кроме Айдана. Пока мы мерили шагами горные тропки, я не переставала с ненавистью представлять, как разделаюсь со старшим братом при первой же встрече. Вспороть его глотку кинжалом? Нет, слишком быстро. Срезать подарком Беркута лоскуты его кожи? Уже лучше. Я оставлю на его теле тысячу кровоточащих ран, чтобы братец сам, САМ взмолился о смерти.

– Тисовый разлом, – голос Иглы развеял сладкую иллюзию истерзанного тела Айдана с застывшими кровавыми слезами на мертвых глазах. – Ступайте осторожно и смотрите под ноги. Здесь можно провалиться, если слишком зазеваться. Порода осыпается, и иногда прямо на тропе появляются дыры.

Что, если под моими ногами рухнет целая гора? Пусть рушится. Ничего больше не держало меня на этом свете. Все, чем я была, все, во что верила, осыпалось золой и прахом. Мой скромный и милый брат оказался свихнувшимся убийцей, отец – пустым словом,