пор, как тупоголовые присяжные его оправдали, он не получил ни цента от Дэна Джексона. Джексон не стал бы иметь с ним дело. Говорю тебе, мне известен каждый его шаг…

– Сейчас же сядь на место! Премного благодарен. – Бейкер вопросительно посмотрел на старателя. – Ну? Ты хочешь, чтобы я повторил…

– Я услышал. – Харли прищурился на окружного прокурора. – А теперь, пожалуй, я вам кое-что скажу. Я скажу вам, пусть Кен Чемберс услышит и пусть смеется тот, кто смеется последним. Что ж, Джексон и правда отказался меня финансировать, когда я вышел из тюряги округа Силверсайд. Я считал и считаю, что Кен Чемберс всегда пытался настропалить Джексона. Клянусь головой! В результате мне подмогнул Берт Дойл из Шеридана, но мне сильно не повезло, и, когда деньги закончились, я понял, что дело швах. Мне пришлось бы или продать свои инструменты, или сесть на пособие, а ни то ни другое меня не устраивало, и тогда у меня возник план. Я доехал на попутке до Коди, во вторник утром отправился в контору и сказал ему: послушай сюда…

– Сказал кому? Джексону?

– Ему самому. Ну вот я и сказал ему, что два года назад разрабатывал жилу в доле с Чарли Брандом и условился встретиться с ним в определенный день в моей хибаре возле каньона, но у меня разболелась нога, и я добрался туда спустя несколько часов после оговоренного времени, ну а когда я там оказался, он лежал на полу мертвый, с дыркой в сердце. А еще я сказал Джексону: дескать, Кен Чемберс, местный шериф, имеет на меня зуб, потому что я свидетельствовал против него в суде…

– Гнусная ложь! Я никогда ничего не…

– Заткнись, Чемберс! Продолжай, Харли.

– Вот я и говорю, он меня ненавидит и имеет на меня зуб, и я совсем не удивлюсь, если это он и застрелил Чарли Бранда. В любом случае, я скорее выстрелил бы себе в глаз, чем стал бы убивать Чарли Бранда. Да и вообще, у меня есть только мое старое доброе ружье и никогда не было пукалки, из которой и замочили Чарли. В любом случае тот, кто его замочил, тот и взял те тридцать две тысячи, что были при нем. Ну и где они? А Кен Чемберс, начхав на все это с высокой колокольни, с ходу меня арестовал и посадил в каталажку, после чего он и этот прыщ недоделанный, типа адвокат, пытались меня засудить. Короче, я сказал Джексону, что в результате всего этого свинства умолчал о бумажке, которую нашел в тот день, когда перевернул труп Чарли, да и потом держал язык за зубами, а сейчас говорю ему первому. Я сказал ему вот что: «Я говорю об этом лишь потому, что Чарли Бранд был твоим компаньоном и ты наверняка хотел бы знать, кто его убил, и эта бумажка тебе наверняка поможет, ведь там что-то написано, и я…»

– Ты, вонючая крыса! Грязный лгун! Я не верю…

Бейкер отрывисто скомандовал:

– Билл, заткни ему рот! А еще лучше – выведи его отсюда вон! И ты тоже катись вместе с ним!

С точки зрения торжества закона это было прискорбное зрелище: один шериф выгоняет взашей из кабинета другого или, по крайней мере, пытается выгнать взашей, потому что Чемберс, уклонившись от цепких рук Таттла, стоял негодующе пыхтя:

– Не надейтесь, что…

– Пошел вон, Чемберс! Я не шучу!

– Но ты слышал?..

– Я сказал: кончай! Кому было велено держать варежку закрытой?! Проваливай!

Билл Таттл шагнул в сторону Чемберса. Тот, невнятно зарычав, отпрянул, развернулся, потопал к двери и с грохотом захлопнул ее за собой. Таттл, вернувшись на свое место, снова сел. Сквинт Харли невнятно пробормотал:

– Черт, когда-нибудь я возьмусь за ружье и продырявлю ему брюхо! – После чего он, словно удивившись, перевел взгляд с Таттла на Бейкера и извиняющимся тоном произнес: – Простите, я говорил сам с собой.

– Итак, Харли, ты рассказывал Джексону о записке, которую обнаружил под телом Чарли Бранда. Почему ты два года хранил ее у себя, ни слова никому не сказав?

– Потому что видел, что от этого не будет толку. Как я мог показать бумажку Кену Чемберсу? Чтобы он, отняв ее, упек меня за решетку – единственное, что ему и было нужно?!

– Разве он тебя не обыскивал?

– Я еще раньше надежно схоронил записку.

– Куда? Спрятал под каким-нибудь камнем? И с какой целью?

– Я же сказал, что надежно схоронил записку. – Харли снова прищурился, отчего глаза совсем утонули в морщинах продубленной кожи лица. – Послушайте, не тратьте зря время, пытаясь меня подловить. Я выложил вам все как на духу, потому что, во-первых, рад такой возможности, а во-вторых, мне нужно заручиться хоть чьей-то поддержкой. Хочется поскорее убраться подальше от всей этой толкучки, этих треклятых высотных зданий и этой треклятой травы, которую они постоянно поливают. Мне думается, я умру, если не вернусь туда, где мое место. Я знаю, вы меня не отпустите, пока не закроете дело, ведь вы с самого начала так говорили, но вдруг вы знаете кого-то, кто сможет меня финансировать, а может, вы и сами войдете в долю? Эта бумажка лежала под стелькой моего башмака. Я не стал показывать ее Кену Чемберсу или тому адвокату, который для него шестерил, потому что они наверняка порвали бы ее к чертям, и все дела. После того как меня освободили, я собрался показать бумажку Дэну Джексону, партнеру Чарли, да он не пожелал со мной разговаривать. Тогда я решил пойти с ней к Лему Саммису, но получил от ворот поворот. И все это из-за происков Кена Чемберса. Поэтому записка оставалась у меня до того момента, когда я понял, что мне край, хоть продавай инструменты. Вот тогда-то мне и пришла в голову мысль еще раз попытать счастья у Дэна Джексона, что я и сделал во вторник утром.

– Так ты показал записку Джексону?

– Именно для этого я туда и пошел. И не только показал, но и отдал ему записку. Поведал ему все об этой бумажке, о том, что Кен Чемберс точит на меня зуб, о своих чувствах к Чарли и сказал, что те тридцать две тысячи баксов мне ни к чему, ведь на том свете кармашков нет. Короче, я отдал Джексону записку, и он мне поверил и дал денег на разработку жилы. Триста долларов. Я собирался вернуться в Чифордские горы, но потом, как последний дурак, позволил Слиму Фрейзеру…

– Значит, ты проиграл в «Райских кущах» те деньги, что