– Я отправляю этот моток Лизе, потому что я получился стильный.

Женька отправил катушку Лизе, и та подтолкнула ее к Наташе, которая оказалась самой веселой. От нее фиолетовая нить протянулась к бесстрашному Мише, а Миша отправил катушку Валерке.

– Я отправляю моток Валерке, потому что так у нас получится пентаграмма и из нее вылезет Пиковая дама.

– Эй! – Валерка отправил катушку Маленькому Диме. – Я отправляю катушку Димону, потому что так мы зачеркнем пентаграмму и никто из нее не вылезет.

Дети смеялись, катушка катилась от самого сильного к тому, кто знает больше всех анекдотов про негров, от него – к Сереже, потому что он умеет играть на гитаре. Сережа молча отправил ее Аньке, а Анька мне, потому что она любит слушать мою поэтическую чушь.

– Я отправляю катушку Вике, – сказал Вова, – потому что в ее глазах можно утонуть.

Девочки умиленно заахали, потому что обычно Вова говорил только обидные вещи, но Валерка остановил катушку:

– Ага, а на носу повеситься! Натаха, лови! От души.

Чем ближе было время отбоя, тем светящаяся в темноте паутинка становилась гуще, а браслеты на руках у самого сильного, самого веселого и того, кто делится жвачкой, – толще. И все же самая густая паутинка сплелась в том углу, где сидел Женька.

Каждая благодарная ему девочка и каждый виноватый перед ним мальчик по разу отправили ему катушку, и теперь он, как огромный паук, мог дергать обеими руками свою сеть, и привязанные к нему дети, ойкая, подавались вперед, а потом все вместе тянули Женьку к себе.

– Они потрясные, – говорил Женька после отбоя. – Какие же они потрясные!

На столе в нашей вожатской он разложил свои артефакты: глиняную куклу, Валеркину объяснительную за лягушек и кусок нейлоновой паутинки, которую, следуя рекомендациям методички Эдуарда, в конце мероприятия разрезали и раздали на память всем участникам. Все это уже было замусолено до последней степени, но Женька все равно не мог перестать о них говорить. Анька ушла спать в чилаут, и выслушивать все это пришлось мне.

– Ты знала, что я из вас самый стильный? Но это и так понятно. А что я самый умный? А что самый смелый?

– Да, да, знала.

Я накрыла его своим одеялом, поправила подушку и пошла выключать свет.

– Ты что, вот так ляжешь спать и все? Давай лампу включим и поболтаем?

Женька вылез из-под одеяла, выдернул из единственной розетки тройник с зарядками и воткнул в нее провод от лампы. Постели и Женькина майка засияли фиолетовым светом, от которого уже болели глаза.

– Не нужно, – сказала я и выключила лампу. – Давай лучше выспимся. Я очень рада, что ты не злишься из-за лягушек и тебе понравилось играть с детьми, но лампа ночью – это лишнее.

– Это еще почему? – не понял Женька и снова потянулся к розетке.

– Да потому что не ультрафиолет их отпугивает, а ультразвук. Спи уже, самый умный, самый смелый.

* * *

На поросшем мхом срезе старого пня сидели гладкий хрущ, уставший от долгого перелета бомбус и жук-носорог. За лесом садилось солнце, и закат окрашивал стволы сосен в огненно-рыжий цвет.

– Как-то слишком с лягушками, – заметил хрущ, обращаясь к бомбусу. – Не взлетят ведь.

– Да ничего у вас не взлетит, – вмешался жук-носорог. – Страна, рожденная летать, ползает из-за меченого и алкаша. За тридцать сребреников продали все америкосам! На аэродромах трава растет, летчики на рынках рейтузами торгуют. Двигатели на металлолом пустили!

– Ой, хорош уже! Сам уже сколько лет летаешь? – хрущ возмущенно распушил усы и обратился к бомбусу: – А по расчетам что?

– Взлетят, – ответил тот. – И потяжелее взлетало.

День 16-й

Как стало известно из источника, пожелавшего стрельнуть у Женьки зажигалку, потому что закончились спички, в эту ночь Нонна Михайловна спала плохо. Несколько раз она вставала с постели, подходила к окну и смотрела на липовую аллею. Вчера начала цвести липа. Она всегда зацветала именно в эту ночь. Но не ее сладкий аромат не давал уснуть директрисе. Это происходило с ней каждую ночь накануне Дня Нептуна, то есть накануне того дня, когда Борода, открыто выражая свою справедливую обиду, демонстративно закрывался на складе и не выходил оттуда до вечера.

Нонна Михайловна и Борода были одного возраста, пятидесятилетние зрелые люди, но оба напоминали в этот день поссорившихся детей, каждый из которых хочет дружить дальше, однако не знает, что для этого нужно сделать.

Но сегодня директриса вдруг поняла странную вещь: День Нептуна был единственным праздником, который всегда проходил по одному и тому же сценарию и на котором никогда не происходило никаких ЧП и накладок. Леха наряжался Нептуном, вожатые разыгрывали сказку о его похищенной дочери, русалки пели песни, а на трибуне лежала никому не нужная шляпа пирата.

Быть может, если что-то изменить, допустить варианты развития событий, то каким-то образом естественный ход вещей нарушится и случится совсем уж невероятное: Борода придет, простит ее и избавит от этого ужасного чувства вины.

Дождавшись утра, Нонна Михайловна вышла в холл общежития и первым делом позвонила по стационарному телефону в пожарную часть. Обычно финалом праздника становилась битва наполненными водой надувными шариками, но сейчас она придумала кое-что поинтереснее.

Далее она направилась во второй корпус к Сашке и разрешила ему в этот день любые безобразия. Сашка мог придумать что угодно, но беда в том, что все безобразия он и так уже вписал в сценарий. Остальное было либо аморально, либо опасно для жизни.

– Может, оставить как есть? – предложил Сашка. – Ведь завтра уже все будет по-старому.

– Ты не понимаешь! – для убедительности Нонна Михайловна перешла на «ты». – Он здесь работает двадцать пять лет, гораздо дольше, чем я. Вы еще не родились, а он уже тут вентили крутил. Я не могу спокойно жить, зная, что на меня обижается такой уважаемый человек.

Это был аргумент. Сашка обещал подумать, а Нонна Михайловна направилась к Гале. Судя по Ленкиным жалобам, они с Виталиком уже несколько ночей подряд готовят карточные фокусы, и ей не терпелось узнать, когда же все увидят их на сцене.

Ровно в девять утра на глазах у всего лагеря под гимн Барбадоса в исполнении главного оркестра ВМС США Виталик закрепил на флагштоке флаг государства, расположенного на восточном берегу Карибского моря. Черный трезубец на один день сменил солнце с лучиками разной длины, а Нонна Михайловна, уже на всякий случай одетая в дождевик поверх брючного костюма