На каждом заносе портфель в ногах Лэнгдона раскачивалотуда-сюда, и профессор слышал, как болтает по дну навершие пирамиды, слетевшеес основания. Испугавшись, что золотая верхушка поцарапается, он нашарил ее внедрах портфеля и вытащил. Навершие еще не остыло, но пылающая надпись померклаи пропала бесследно, осталась только гравировка.

«Тайна сокрыта внутри Ордена».

Лэнгдон уже хотел убрать навершие в карман, но тут заметил,что отполированная поверхность покрыта какими-то белыми катышками. Озадаченный,он попытался их смахнуть, но они держались прочно и на ощупь казались твердыми…вроде пластика. «Что еще за?..» Присмотревшись, Лэнгдон заметил, что и каменноеоснование пирамиды тоже усеяно белыми крапинками. Он отковырнул одну из нихногтем и покатал между подушечками пальцев.

— Воск? — изумился он.

Кэтрин оглянулась.

— Что?

— И пирамида, и навершие почему-то в катышках воска.Ничего не понимаю. Откуда взялся воск?

— Может, в портфеле испачкались?

— Да нет.

На очередном повороте Кэтрин ткнула пальцем в лобовоестекло.

— Вот! Здесь! Приехали.

На подъездной дорожке к дому стояла полицейская машина свертящейся мигалкой. Ворота оставались открытыми, и агент Хартман на полномгазу загнал «кадиллак» во двор.

Дом оказался особняком впечатляющих размеров. Внутри повсюдугорел свет, входная дверь была распахнута настежь. На подъездной дорожке и нагазоне сбились в кучу полдюжины автомобилей, припаркованные как попало и,очевидно, в большой спешке: некоторые стояли с включенным двигателем, и почтивсе — с фарами, направленными на особняк.

Хартман резко затормозил на газоне, где припарковался белыйседан, на котором красовалась яркая надпись: «Частная служба охраны “Вашабезопасность”». Из-за мигалки и слепящих фар трудно было что-то разглядеть.

Кэтрин выскочила из машины и понеслась к дому. Лэнгдонповесил портфель на плечо, не застегивая, чтобы не тратить время, и побежалдогонять Кэтрин. Изнутри через открытую входную дверь доносились голоса.Лэнгдон услышал, как за спиной пискнула сигнализация внедорожника: агентХартман запер машину и тоже поспешил к дому.

Взлетев по ступенькам крыльца, Кэтрин проскочила в дверь иисчезла в доме. Лэнгдон шагнул через порог вслед за ней, но она уже бежалачерез прихожую по коридору на звук голосов. Там, в конце коридора,располагалась комната, где за обеденным столом спиной к вошедшим сидела женщинав форме службы охраны.

— Скажите! — окликнула ее Кэтрин на бегу. —Где Питер Соломон?!

Лэнгдон не отставая следовал за Кэтрин, однако в какой-томомент краем глаза уловил неожиданное движение. В окне гостиной по левую рукумелькнула створка закрывающихся ворот. «Странно». И тут же показалось страннымеще кое-что, ускользнувшее от внимания во дворе, где глаза слепили мигалки ияркие фары. Полдюжины автомобилей, брошенных в беспорядке перед домом, вопрекипервому впечатлению мало напоминали полицейские машины и кареты «скоройпомощи».

«Мерседес»? «Хаммер»? «Тесла-родстер»?..

В ту же секунду до Лэнгдона дошло, что голоса в комнате —это орущий телевизор.

Разворачиваясь, как в замедленной съемке, Лэнгдон крикнул:

— Кэтрин, постой!

Но, обернувшись, понял, что она уже не бежит.

Кэтрин летела по воздуху.

Кэтрин Соломон чувствовала, что падает, но почему вдруг, онане понимала.

Только что она мчалась по коридору к сидящей за столомженщине в форме — и вдруг, зацепившись ногой за невидимое препятствие, полетелаласточкой.

Теперь сила притяжения влекла ее к земле — точнее, ктвердому деревянному полу.

Со всего размаха Кэтрин грохнулась плашмя, отбивая легкие.Рядом с ней, угрожающе покачавшись туда-сюда, свалилась напольная вешалка.Хватая ртом воздух, Кэтрин подняла голову и с удивлением поняла, что охранницапо-прежнему сидит за столом, даже не обернувшись. А от нижнего конца упавшейвешалки тянется поперек коридора тонкая проволока.

«Кому взбрело в голову?..»

— Кэтрин! — раздался крик Лэнгдона.

Перекатившись на бок, она обернулась, и кровь застыла вжилах. «Роберт! Сзади!» — хотела крикнуть Кэтрин, но дыхания не хватало.Расширенными от ужаса глазами она смотрела, будто в замедленной съемке, какЛэнгдон направляется по коридору ей навстречу, не подозревая, что у него за спинойагент Хартман, едва переступивший порог, вдруг зашатался и схватился за горло.По рукам у него заструилась кровь, и он тщетно силился вытащить огромнуюотвертку, что воткнулась ему в шею.

Оперативник начал валиться на пол, и тогда преступник явилсебя во всей красе.

«Господи! Нет..»

Обнаженный (если не считать странной набедренной повязки)мужчина, очевидно, все это время скрывался в прихожей. Мускулистое тело с ногдо головы сплошным узором покрывали непонятные татуировки. Входная дверь за егоспиной закрывалась, а он стремительно подбирался к Лэнгдону. Агент Хартманрухнул ничком. Хлопнула дверь, и Роберт Лэнгдон, вздрогнув от неожиданности,обернулся. Татуированный подскочил сзади и всадил ему что-то в спину. Полыхнулаяркая вспышка, раздался электрический треск… Лэнгдон, оцепенев, застыл с широкораспахнутыми глазами, а потом бесформенной грудой скорчился на полу, придавивнезастегнутый портфель, из которого вывалилась пирамида.

Не удостоив жертву лишним взглядом, татуированный перешагнулчерез неподвижное тело и направился к Кэтрин. Та попыталась отползти встоловую, но наткнулась на стул, где сидела охранница. Тело женщины качнулось имешком сползло на пол рядом с Кэтрин. На безжизненном лице застыло выражениеужаса. Во рту торчала тряпка.

Не успела Кэтрин опомниться, как мускулистый гигант схватилее за плечи, демонстрируя недюжинную силу. Без тонального крема его физиономияявляла вблизи чудовищную картину. Легкое движение мышц — и Кэтрин швырнули наживот, будто тряпичную куклу, а в поясницу уперлось чужое колено. Кэтринказалось, что позвоночник сейчас хрустнет и переломится пополам. Руки силачвыкрутил ей за спину.

Распластанная на полу Кэтрин повернула голову набок иувидела, как дергается в конвульсиях Лэнгдон, скорчившийся в коридоре, спиной кней. Еще дальше — в прихожей, у входа, — лежало обмякшее тело агентаХартмана.

В запястья Кэтрин впился холодный металл, и она поняла, чтоей связывают руки проволокой. В ужасе она попыталась вывернуться, но от этогостало только больнее.