– Не подходи ко мне!

И в этот миг вся боль, и скорбь, и гнев, переполнявшиеЧарли, внезапно обрели голос.

– Я не виновата! – закричала она женщине со сломанной рукой.– Я ни в чем не виновата! Они сами напросились, и нечего на менять валить! Иубивать я себя не буду! Слышите вы? Не буду!

Женщина униженно отползала, бормоча что-то невнятное.

Вой сирены приближался.

Чарли почувствовала, как стихия рвется наружу на гребне еевозбуждения.

Она с силой загнала ее поглубже, подавила.

(и этого я делать не буду)

Она пересекла дорогу, не обернувшись на униженнораспростертую бормочущую женщину. Через дорогу начинались поля, заросшиевысокой травой, уже посеребренной октябрьским солнцем, но не растерявшей своиароматы.

(куда я иду?)

Она пока не знала.

Но в руки им она уже никогда не дастся.

В общих чертах о случившемся сообщили в тот же вечер впозднем выпуске теленовостей, но подробностями американцев побаловали только наследующее утро. К тому времени всю собранную информацию уже можно былопреподнести в виде того, что американцы с нетерпением ждут, называя это словом«новости», хотя на самом деле они жаждут услышать «интересную историю» –непременно с завязкой, развитием и определенной развязкой.

История, которую Америка узнала за чашкой кофе в передачах«С добрым утром, Америка» и «Утренний выпуск новостей» компании Си-би-эс, быласледующей: террористы забросали бомбами сверхсекретный научный центр вЛонгмонте, штат Виргиния. Какую группировку представляли террористы, покавыяснить не удалось, однако три организации поспешили заявить о своейпричастности – экстремистская японская «Красная бригада», группировка Хафади,отколовшаяся от «Черного сентября», и местная группа под неожиданным броскимназванием «Воинствующие метеопаты Среднего Запада».

При том, что не было доподлинно известно, кто организовалнападение, для репортеров, похоже, не составляло тайны, каким образом нападениебыло осуществлено. По поручению террористской организации бомбы подложил некийДжон Рэйнберд, индеец, ветеран вьетнамской войны, оказавшийся двойным агентом.Он погиб – то ли случайно, то ли покончил с собой в конюшнях, где произошелпервый взрыв. Согласно одной версии, Рэйнберд задохнулся в дыму, пытаясьосвободить лошадей из горящих конюшен; в связи с этим, как и следовало ожидать,комментатор прошелся насчет трогательной любви террористов к животным, чегонельзя сказать об их отношении к роду человеческому. Двадцать жизней унесларазыгравшаяся трагедия; сорок пять человек получили ранения, из них десять –серьезные. Всех выживших «взяло под свою опеку» правительство.

Вот как была преподнесена история. О Конторе никто и словомне обмолвился. Все обошлось.

Если не считать одной заминки.

– Меня не интересует, где она, – сказал новый шеф,возглавивший Контору. Разговор происходил через месяц после грандиозного пожараи исчезновения Чарли. Первые десять дней, когда схватить ее не составило бытруда, жизнь Конторы была сплошным хаосом; она и поныне не вошла в русло. Новыйшеф, вернее шефиня, довольствовалась первым попавшимся столом; ее собственныйприбудет только через три дня. – И меня не интересует, что она способнанатворить. Мы имеем дело с восьмилетней девочкой, а не с Джеймсом Бондом вюбке. Долго скрываться она не может. Ее надо найти и ее надо уничтожить.

Шефу внимал мужчина средних лет, по виду типичныйбиблиотекарь в заштатном городке. Надо ли говорить, что он не былбиблиотекарем.

Мужчина постучал пальцем по аккуратной стопке расшифровок настоле у шефа. Все бумаги Кэпа погибли во время пожара, но главная информацихранилась в банке машинной памяти.

– А что с этим?

– Разработки по программе «лот шесть» приостановлены нанеопределенное время, – ответила шеф. – Тут замешана политика. Что вы хотите?Двенадцать джентльменов – из них одиннадцать старцев – и три молодящиеся ледиголубой масти, акционерши какой-нибудь геронтологической клиники в Швейцарии...от одной мысли, что будет, если девчонка вдруг объявит о себе, они уженакладывают в штаны. Им только...

– Я, признаться, не уверен, что у сенаторов от Айдахо, Мэнаи Миннесоты такая слабая кишка, – пробормотал мужчина, который не былбиблиотекарем.

Шеф отмахнулась:

– Они заинтересованы в «лот шесть». Можете не сомневаться.Будем считать, что на светофоре сейчас горит желтый свет. – Она поиграла прядьюволос – длинных, густых, красивого каштанового оттенка. – «Приостановите нанеопределенное время» – это до тех пор, пока мы не предъявим им девчонку сбиркой на ноге.

– Или ее голову, – пробормотал мужчина. – Но тут надо бытьСаломеей. А пока что на блюде пусто.

– Что-что?

– Это я так, – сказал он. – Короче, мы опять начинаем снуля.

– Не совсем, – жестко поправила его шеф. – С ней нет отца,который принимал за нее решения. Она теперь одна. Словом, ее надо найти.Немедленно.

– А если она успеет все выболтать?

Шеф откинулась на спинку стула, оставшегося от Кэпа, исоединила руки на затылке. Мужчина, который не был библиотекарем, с пониманиемотнесся к тому, как свитер обтянул упругие груди шефа. Это тебе не Кэп.

– Если бы она хотела все выболтать, она бы уже давно этосделала. – Шеф снова наклонилась вперед и постучала пальцем по перекидномукалендарю. – Пятое ноября – и ничего. Да и мы приняли кой-какиепредосторожности. «Таймс», «Вашингтон пост», чикагская «Трибюн»... все крупныегазеты под контролем. И пока ничего.

– А если она надумает обратиться в мелкую газетенку? Вподанкскую «Таймс», а не в нью-йоркскую? Мы не можем взять под контроль всепечатные органы в стране.

– К сожалению, – согласилась шеф. – И, однако же, пока непросочилось ни слова. Значит, она не сказала ни слова.

– А хоть бы и сказала. История-то фантастическая. Ктоповерит восьмилетней девчонке?

– Я думаю, что если в конце своего рассказа она устроитнебольшой костер, поневоле поверят. Но знаете, что говорит ЭВМ? – Она с улыбкойпостучала по стопке бумаг. – Восемьдесят процентов за то, что нам не придетсядаже пальцем пошевелить, чтобы представить ее труп комитету. Ну разве чтодоставим для опознания.

– Самоубийство?

Шеф кивнула. Судя по всему, ей очень улыбалась такаяперспектива.