поведение меня провоцирует. Если она намекает, будто мы нацелились на дом, я найду как ей ответить.

– Мы не хотим никому навредить. Но у нас есть право на правду.

– Вы не имеете права лишать детей отца.

Я чувствую себя без вины виноватой. Начинаю раздражаться, но потом осознаю, что Лаура пришла сюда не для упреков, а от беспомощности.

– Я вас не знаю, – говорит Лаура. – Но сейчас мы должны держаться вместе. Иначе все будет только хуже. Помогите мне вытащить его из тюрьмы.

– Но как?

Я чувствую себя не в своей тарелке и с удовольствием отделалась бы парой саркастических фраз, если бы все не было так грустно. Как я могу решить проблему, когда не понимаю ее причины? Я пытаюсь найти какие-то слова. И тут Лаура поворачивается ко мне и говорит:

– В ту ночь, когда Мориц умер… Элиас был с ним.

У меня перехватывает дыхание.

– У них был один нерешенный вопрос.

Ей трудно говорить об этом. Как будто это табу, что-то скандальное, отвратительное.

– Вы должны знать, что отец был самым важным человеком в его жизни. Они всегда помогали друг другу. Когда он познакомил меня с Морицем… у меня сразу возникло впечатление, что этот человек себя скрывает. Но я не сказала этого Элиасу. Он не допускал никакой критики в адрес отца. А Мориц был… очень порядочным человеком. Всегда хорошо относился ко мне и детям. Только его не надо было спрашивать о прошлом. Он был il tedesco, e basta – немцем, и точка. И располагал к себе людей. Но прошлой осенью он начал сдавать. Что неудивительно в его возрасте. Сделался меланхоличным, даже немного подавленным. Вы знали, что у него были проблемы с сердцем?

– Нет.

– А недавно кто-то проник в его гараж. Хотел угнать машину. Его «ситроен». Мориц услышал звук двигателя и проснулся. Он выбежал из дома с тростью в руке. Когда грабитель выехал из гаража, Мориц закрыл перед ним ворота. Я бы на его месте так не стала делать. Да пусть уезжает! Боже мой, это всего лишь машина! Вор неудачно затормозил и сбил его, Мориц упал. К счастью, это был не настоящий преступник, а всего лишь какой-то глупый мальчишка. Когда он увидел старика, лежащего на земле, то запаниковал и сбежал.

Мориц позвонил Элиасу. Тот немедленно приехал и отвез его в больницу. У него ничего не было сломано… но пришлось сделать операцию на сердце. Ему нельзя было волноваться. Ему поставили стент. Все прошло хорошо, но жизнь Морица тогда висела на волоске. Когда мы навестили его в больнице, он сказал Элиасу: «Я должен привести в порядок свой дом».

– Что он имел в виду? Наследство?

– Да. Элиас должен был позвонить Каталано. Насчет завещания. А еще он попросил Элиаса раздобыть ему пистолет.

– Зачем?

– Для защиты. От грабителей. Он так объяснил. Мол, он слишком стар, чтобы защитить себя. Элиас пытался отговорить его… но он никогда не мог отказать Морицу.

– И как он достал пистолет?

– Ну, все знают каких-то людей, которые знают других людей. В Палермо легче найти оружие, чем место для парковки.

– Так вот откуда отпечатки пальцев!

– Конечно. Их можно найти по всей вилле! Элиас там часто бывал. Каталано пришел в больницу, чтобы обсудить завещание. Тогда Мориц попросил Элиаса принести его документы. Удостоверение личности, права на собственность, банковские документы…

– Он доверял ему.

– На все сто. У Элиаса был ключ от дома, и он пошел на виллу. Когда он вернулся и я увидела его… он был в шоке. Я спросила, что случилось. Элиас не хотел говорить. Я настаивала. Тогда он рассказал: когда он подошел к столу, чтобы найти документы, то вдруг увидел на полу картину. Которая обычно висела на стене. А за ней оказался сейф. Мориц, должно быть, забыл повесить картину на место. Элиас никогда не знал о существовании этого сейфа. Он повернул ручку… попробовал несколько цифр… дату рождения своей матери… и дверца открылась. Он не должен был этого делать.

– Почему? Что было внутри?

– Паспорт. Израильский. С фотографией Морица!

– А имя было… Морис Сарфати?

– Да.

Она пристально смотрит мне в глаза. Кажется, она готова заплакать.

– Вы знаете, как умерла мать Элиаса? – спрашивает она.

– Нет.

Лаура коротко приподнимает брови, словно удивляясь моей наивности.

– В паспорт была вложена фотография. С тем самым старым «ситроеном», что стоит в гараже. И с другой семьей.

– Из Яффы?

– Да. Так было написано на обороте фотографии.

– Это была Жоэль в детстве.

Лаура кивает. Она так и думала.

– А еще там была тетрадь.

– Что за тетрадь?

– Дневник. Морица. Но на немецком языке. Элиас не знает немецкого. Он положил все на место и снова запер сейф. Словно это был шкаф с ядом. Я не могла в это поверить. Я сказала ему: Элиас, это, наверно, какое-то недоразумение. А он впал в ярость. Знаете, у нас выдался трудный год. Много обид и незалеченных ран.

– Вы говорили об этом с Морицем?

– Нет. В день, когда Морица выписывали из больницы, Элиас не пришел. Я сама отвезла Морица домой. Но не стала ни о чем рассказывать. Шли дни. Элиас не мог ни говорить, ни спать. Ходил как пристукнутый. Тогда Мориц позвонил мне: что происходит, почему Элиас не отвечает на звонки, почему он не навещает меня? Он же обещал достать мне пистолет. И я пошла к Элиасу, это было воскресенье, и сказала ему: поезжай к нему! Ты должен поговорить с ним! Как я сейчас жалею об этом.

– Почему?

– На следующее утро Мориц был мертв.

– Значит, Элиас принес ему той ночью пистолет?

– Откуда мне знать? Но Мориц попросил об этом!

Лаура достает носовой платок, извиняется за то, что у нее срывается голос.

– После полуночи я позвонила ему. Потому что от него не было вестей. Он был совершенно… он плакал, потом кричал, я едва могла его понять. Лишь одно: он виноват в ее смерти! Чьей смерти, спросила я. Моей матери!

У меня перехватывает горло.

– Я спросила, где он, и тут же помчалась.

– На виллу?

– Нет, он уже был у себя в кабинете. Я обняла его, стала расспрашивать, что случилось. Он не мог говорить. Мы легли вместе на матрас, он дрожал, как ребенок, я крепко обнимала его, и наконец мы заснули. Утром позвонила экономка. Она нашла Морица мертвым. Мы оба были потрясены. Он немедленно отправился туда.

– Вы тоже?

– Мне нужно было к детям. Они проснулись одни в квартире, не понимая, куда я подевалась. Я отвезла их в школу, а потом поехала