новому образу успешного фотографа. Мориц ответил, что в ФРГ нет более неприметного автомобиля, чем «фольксваген». Ронни похлопал его по спине и сказал, что он слишком скромный.

– Я открою тебе секрет, Мориц. Большинство людей считают, что чемпион по маскировке в мире – это хамелеон. Но это неправда. Он никогда не может на сто процентов приспособиться к окружающей среде. Стоит ему пошевелиться, как его обнаружат. А можно ли жить без движения? Конечно, нет, Мориц! Я скажу тебе, какое животное маскируется лучше всех. И сохраняет мобильность. Муха-журчалка. Их еще называют цветочными мухами. Знаешь таких?

– Нет.

– Вот видишь! Никто их не знает. Она похожа на осу. С желтыми и черными полосками. Опасный вид. Их враги боятся связываться с осами. Но у цветочной мухи вообще нет жала. Она совершенно безобидная! – Ронни рассмеялся. – You gotta be what they wanna see [72].

– Ты летишь сейчас домой? – спросил Мориц, чтобы отвлечь его.

– Да. Моя старшая беременна. – Ронни просиял.

– Ты станешь дедушкой? Мазаль тов!

– Тебе тоже нужно опять завести семью.

– Слишком поздно.

– У Авраама родился еще один сын, когда ему было сто лет. Только… как ты найдешь себе жену с этим драндулетом? – Он усмехнулся. – Я подыщу тебе что-нибудь получше. Привезти что-нибудь с родины?

– Нет, спасибо.

– Слушай, Мориц. Если почувствуешь себя одиноким и у тебя снова появятся глупые мысли, позвони мне, ты понял?

– Да.

– Я серьезно. Жизнь ценна. Не выбрасывай ее. Ты принимаешь свои таблетки?

– Да.

Ронни обнял его:

– Береги себя!

– Хаг самеах, Ронни.

* * *

Потом он поехал домой. Хотя, честно говоря, вряд ли так можно было назвать маленькую квартирку под самой крышей. Больше всего она напоминала ему холостяцкое логово Виктора в Рамат-Авиве. Солдатская берлога. Вроде он уже столько лет провел в Германии, но все равно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Если б не его миссия, он даже не смог бы ответить на вопрос, что он забыл в этой стране. Он только существовал. Но не жил. Словно доиграл свою роль до конца, но не получил разрешения покинуть сцену. Он зажег третью свечу меноры, которую ему подарил Ронни, и подумал, когда же закончится это оцепенение, которое навалилось на него с тех пор, как Ронни буквально подобрал его на улице. В углу стояла рождественская елка, которую он купил на случай, если кто-то придет в гости. Но никто не пришел.

* * *

Он пытался знакомиться с немецкими женщинами, и не раз. По объявлениям, в танцевальных кафе. Но ни одна из них не пробуждала в нем чувства, хотя бы отдаленно похожего на то, что он испытывал к Ясмине. А меньшего ему не хотелось. Должно быть так же или вообще ничего. Он хорошо ладил с соседями. Они уже привыкли к странному отшельнику в доме. Профессия фотографа была его индульгенцией, он слыл «человеком искусства» в глазах других людей. You gotta be what they wanna see. Но для него самого существование в качестве Морица Райнке казалось таким чужим, будто он наблюдал за собой со стороны. Пока у него было задание, он исполнял свою роль, но стоило остаться наедине с собой, как накатывала потерянность. Желание быть кем-то другим может стать для человека болезненной страстью. Кто-то назовет это бегством. Он называл это долгом.

* * *

Амаль не позвонила. Ни во время рождественских праздников, ни после. Выжидай, посоветовал Ронни. Твой объект должен считать, что инициатива исходит от него самого. Мориц тайком следовал за ней. Сидел в своем «жуке» с фотоаппаратом, когда она под снегопадом выходила из приходского дома с большой сумкой в сопровождении двух молодых мужчин арабской внешности, каждый из которых нес по чемодану. Один был в расклешенных штанах, клетчатом шарфе и кожаной куртке. Другой – коренастый, в массивной шубе. Они погрузили багаж в старый «ситроен 2CV» и поехали через Швабинг в студенческий городок в округе Фрайманн. Там они перенесли вещи в одну из скучных многоэтажек. Макс-Каде-хаус, адрес Грасмайерштрассе, 25. Мориц не выходил из машины, чтобы его не запомнили. Здесь он привлечет к себе внимание из-за своего возраста.

* * *

Он идентифицировал обоих мужчин: Халиль Аль-Халифа, палестинец с иорданским гражданством, учится на инженера-строителя, четвертый курс, и Шауки Абу Таха, ливанец, медицина, второй курс. Оба были в списке Ронни. Оба, как и Амаль, были зарегистрированными членами Союза арабских студентов, а также Союза палестинских студентов. Халиль также входил в Палестинский комитет. Никто из троих ранее не попадал в поле зрения властей. Все они были в хорошей физической форме. И у каждого из них был родственник в израильской тюрьме. Предпосылки для того, чтобы быть завербованным Организацией освобождения Палестины. Ради освобождения брата или отца такие готовы на все, вплоть до угона самолета.

* * *

Мориц сделал еще несколько фотографий перед студенческой столовой, снял Амаль, которая разговаривала с Карлом Ридом, членом марксистско-ленинского студенческого союза, который каждый день раздавал здесь листовки. На ней была короткая клетчатая юбка, сапоги и блузка. Мориц последовал за ней к стойке с едой на первом этаже и наблюдал, как она несет свой поднос к столику, за которым сидели Халиль и Шауки в компании с другими арабскими студентами. Халиль был одет в вельветовый пиджак поверх водолазки, Шауки даже в столовой сидел в шубе. Никого из студентов, сидящих с ними, в списке Ронни не было.

* * *

В тот же вечер, 2 февраля 1971 года, появилась возможность, которую Мориц так долго ждал. Он наблюдал, как трое друзей собираются в кино, и решил попытать счастья. Он подумал, что встреча в кинотеатре может выглядеть чистой случайностью. Швабингский артхаусный кинотеатр «Турецкий кинжал» показывал ретроспективу фильмов, подвергавшихся цензуре. Если бы Мориц только подозревал, какие воспоминания вызовет в нем этот фильм, он, возможно, не пошел бы за арабами. Он оказался не готов к тому, что фильм может иметь отношение к его жизни. В программке было написано, что французское правительство запретило фильм. Что были угрозы взорвать кинотеатры. Прокуренный кинозал был набит студентами. Мориц сел в последнем ряду, чтобы иметь возможность следить за Амаль и ее друзьями и «случайно» столкнуться с ними у выхода после сеанса. Рядом с ним молодая пара спорила о том, будут ли они прятать в своей студенческой квартире члена подпольной «Фракции Красной Армии» [73], если тот вдруг объявится ночью у их двери. Чисто гипотетически.

* * *

Едва погас свет и начался фильм, как на Морица нахлынули воспоминания. Он словно увидел себя молодым человеком за камерой. Те же белые