— Все, даже без повода, а ты теперь не отмажешься и придешь в гости ко мне. Через недельку, и Прынца твоего приглашаю. Я же теперь как королевишна, в квартире живу, а не в комнатке. У меня теперь есть своя кухня, своя спальня, своя гостиная. Она же зал, она же кабинет.

— Ты совсем переехала?

— А чего мне везти? Свое старое раскладное спальное кресло? Фу. Роберт сказал, что с квартирой я могу творить, что угодно — менять на свой вкус и свои нужды, только оставить нетронутым его четверть зала — рабочий угол. Сколько он работает, это жуть. Приезжает поздно, уезжает рано, вечно на связи, вечно с бумагами и в разговорах. Но оно и понятно, я так себе его жизнь и представляла.

Мы вышли из лифта и с пакетами добрались до входной двери. Я отдала часть ноши подруге, чтобы достать ключ. А Катарина без всякой печали в голосе, делилась нюансами новой жизни, добавив с явным удовольствием:

— Зато, когда он от всего отключается, даже анимо вырубает, он на все сто со мной. Ирис, блин, ты представляешь, он меня слушает. Даже если я чепуху про прожитый день несу, — слушает.

— Очень даже представляю.

— Он привозит мне всякую вкусную мелочевку и оставляет дома, если не застает в обед. Он без проблем заказывает ужин, потому что я сразу заявила — готовить не люблю. Он дал мне доступ к своему счету и сказал «распоряжайся», каково? Ирис, Роберт вообще меня о тратах не спрашивает! Я обнаглела, и приличную сумму за языковые курсы отдала, хочу за полгода восстановить знания и получить сертификат переводчика, а он одно сказал: делай, что хочешь, я поддерживаю… мля, вы извращенцы!

Мы уже зашли, Катарина говорила, и вдруг, едва разувшись, она встала как вкопанная, и ошарашила меня возгласом.

— Что? Почему?

Я испуганно осмотрела комнату, не понимая, какой мы бардак оставили, и что она увидела такого? Но все было чисто, прибрано еще накануне, все вымыто и вытерто, вещи, если и валялись прежде на кресле, запрятаны по полкам и ящикам.

— Вы на полу любовью занимаетесь? Коленки, локти, позвонки, ты все косточки тут себе посшибала? Мазохисты!

— Э-м…

— Нет, дело вкуса, конечно… Любитесь жестко. Но я не удивлюсь, если вы тут стонете наполовину от страсти, наполовину от синяков.

— А кто-то обещал никогда не издеваться надо мной и Юргеном…

— Я не издеваюсь, я комментирую. Это вы издеваетесь друг над другом!

— Скидывай куртку и помогай с пакетами. Это мое упущение, нужно все закатать и поставить в угол.

— Ты не будешь дуться, если я поделюсь своими минусами? У Роберта жуткая холостяцкая пещера с минимумом мебели, и кровать односпалка. Я маленькой комплекции, а с этим медведем все равно тесно. Новой пока нет и я отсыпаюсь только утром и днем, когда одна. Довольна? Квиты?

— Я не дулась, — не удержала смешка над подругой, — но послушать твои подробности тоже интересно.

— Роберт привыкает ко мне ничуть не меньше, чем я к нему. И это такой кайф.

Я понимала, о чем она, — слишком хорошо помнила свое похожее состояние.

— Катарина, а кто он?

— Кто?

— Ну, Роберт, он кем работает? Он кто?

— Понятия не имею. Кто-то в полиции. А это важно?

— Нет. Спросила, вдруг ты знаешь.

— Мне все равно, поэтому и в голову не приходило узнавать.

Я не переодевалась в домашнее, только скинула в ванной кофту и теплые колготки, надев на ноги гольфы и оставшись в майке без рукавов и старой юбке. Катарина тоже вполне комфортно себя чувствовала в своем трикотажном платье, скинув свитерок и прохаживаясь в капронках босиком:

— Если от чая запарюсь, буду в твое переодеваться. Топят хорошо… а Юрген не такой богатенький, как о нем слухи ходили. Студия мелкая, от техники не ломится, мебели тоже маловато. Нормально. Вполне себе пограничник, пусть и не такой бомжара, как Герман. С чем помочь?

— Бери тарелки, выкладывай выпечку. Мы за стойкой сидим. Надеюсь, что по обе стороны и вчетвером поместимся.

— Чего-то мне кажется, что будем втроем сидеть.

Юрген пришел через пятнадцать минут после нас. Сразу отдал пакет с тортиком, а пока разувался, поймал от подруги упрек. Ну, не могла она без этого:

— Юрген, ладно ты — сплошные кости, тебе хоть на голых досках все одинаково. Но женщины же существа нежные, нужна мягкость, комфорт.

— Ты про кровать что ли? — Он пристроил ботинки на полку, и скидывал куртку с шарфом. — Сама пробовала, прежде чем критиковать?

— Нашел дуру.

— Чего тушуешься? Пойдем, уложу, проверишь мягко тебе будет или как.

— Пошляк… — скривилась Катарина и как только Юрген сделал к ней шаг с вполне серьезными намерениями подтолкнуть в глубь комнаты, быстро скользнула за стойку в кухонный уголок. — Ирис, блин, на твоих глазах!

— Говорить храбрая, а на деле все, в кусты? Я руки сполосну и готов варить кофе, кто будет. Герман обещал приехать, а сам трубку не берет. Ладно… — Он наклонился, чмокнул меня в щеку и шепнул: — От родителей привет, завтра ждут к трем.

— Хорошо.

— Я на тебя Роберту пожалуюсь, скажу, что в постель тащил…

— И кремом измазал. Оставь пикантную недосказанность, не уточняй, что запулил тебе тортом в лицо. Катарина, тебе меня не пронять, я один из двух медбратьев на двадцать медсестер в больнице, женщины разных возрастов и характеров — у меня давно железные бока против подколов. Не старайся.

Подруга сдулась, выдохлась и на самом деле потеряла интерес к тому, чтобы донимать меня или его. Успокоилась и занялась сортировкой пирогов. Разложив тарелки и ложки, нож и салфетки, я тоже попробовала дозвониться до Германа, улучив минуту. Абонент вне доступа. Настроение подпортилось тем, что я не очень верила в то, что парень передумал выбираться в город и забил на обещание. Не отзвонился, не прислал сообщение. Мне стало тревожно, как будто что-то случилось.

Юрген тоже косился на свой анимо в ожидании, положил его рядом на столешницу. Нам разлил кофе, себе решил чай, а я раскладывала куски домашнего шоколадного торта с неимоверно мягкими коржиками и твердой глазурью.

— Пахнет одуреть, кто еще такое дома делает в наше-то время? Самый момент для подарков, да?

Катарина ушла к сумке, оставленной в прихожей зоне, порылась в ней и выудила две коробочки.

— Даже мне?

— Даже тебе, язва. Тортом только в лицо не надо, ладно? Я просто шутила.

— Спасибо.

Я открыла свой и увидела маленький кулон — цветок ириса, выполненный в технике холодной эмали. Изящный, тонкий, бутончиком — где стебелек и лист ажурно перетекали в ушко для цепочки.

— Это не ювелирка. Но штучная, я нарочно ездила в Мельхен в одну мастерскую.