— Да, он был добрым, — согласилась Бидди.

Она помнила это. А вот его сын Гордон добротой не отличался.

— Я не хотела, чтобы моя семья меня разыскала, — призналась Ида. — И была против того, чтобы ты жила вблизи Константин-холла. Я скрыла от тебя тайну твоего рождения, заставила поверить, что ты обычная девочка, а не богатая наследница. Я ничего не рассказывала тебе о сестре. Теперь я понимаю, что была неправа. Я много раз хотела признаться тебе во всем, Бидди, но каждый раз в последнюю минуту меняла свое решение. Никто, кроме меня, не виноват в том, что я упустила удобный момент. В тот день, когда Сэмюель Хакетт, проследив за мной, постучался в нашу дверь, был одним из худших в моей жизни… Впрочем, не исключено, что он был, напротив, лучшим. Открыв тебе, что он — твой отец, Сэмюель Хакетт покончил с ложью. После этого мы можем говорить друг другу только правду.

Когда Ида и Бидди осушили друг другу слезы и полакомились пирогом, девушка смущенно вспомнила о том, что Льюис до сих пор ожидает ее на улице и, без сомнения, курит самокрутки.

— Господи! Я чуть не забыла о нем!

Ида бросила на нее взгляд.

— Как будто ты смогла бы о нем забыть…

— О чем ты? — краснея, спросила Бидди, понимая, что выдала свои чувства.

Ида махнула рукой.

— Я знала Льюиса Фитцуотера еще тогда, когда он был совсем маленьким, — сказала она. — Его и Джима Скьюса приютили в Саммерсби. Агги заботилась о них, хоть и любила Джима больше.

Бидди вынесла Льюису кусок пирога и чай.

— Я уж думал, что обо мне забыли, — улыбаясь, произнес Льюис, радуясь ее появлению.

Ида была права. Любуясь им в свете заходящего солнца, Бидди поняла, что никогда о нем не забудет. Она безумно любила Льюиса.

Когда он допил чай и доел пирог, девушка поцеловала его на глазах у всего света. Ида, смотревшая на них из-за занавесок, увидела это.

Бидди вошла в дом, держа улыбающегося Льюиса за руку.

— Как я понимаю, состоятся сразу две свадьбы? — подмигнув, спросила Ида.

Немного опешив, Бидди уже хотела сказать матери, что она ошиблась, но бросив взгляд на Льюиса, поняла: он совсем не против.

— Льюис очень тобой увлечен, — сценическим шепотом сообщила Ида.

Разговор свернул к обсуждению планов на будущее, но Ида сказала:

— С прошлым я уже разобралась, а будущее пусть подождет.

Бидди была непреклонна:

— Ты — часть нашего будущего, мама. Не думай, что это не так. Не забывай, я та, кого все называли Тайной наследницей. Если я говорю, что у нас будет счастливое будущее, не надо мне перечить.

— Я уже знаю свое будущее, — немного сердито сказала Ида. — Оно будет таким же, как мое настоящее и прошлое: я буду служить личной горничной мисс Маргарет в Константин-холле.

— Нет, не будешь, — скрестив руки на груди, заявила Бидди.

— Нет? — копируя жест девушки, произнесла Ида. — И с какой стати ты так решила?

— Потому что Константин-холла больше не будет, — заявила Бидди. — Константин-холл остался в прошлом.

— О чем ты говоришь? — недоверчиво спросила Ида.

— Я говорю о том, что мы все должны вернуться в Саммерсби… Мы же семья, не так ли?

Глаза Иды едва не вылезли из орбит.

— Мы семья, — повторила Бидди, — а Саммерсби, несмотря на ужасные сквозняки, собак, бегающих по ночам, сумасшедших, призраков и мошенников, — красивое место, замечательное место, то, что можно назвать своим домом, мама.

Эту новость передали по телеграфу. Поскольку Джим был в Мельбурне, а никто в Саммерсби, кроме него, не умел пользоваться телеграфным аппаратом, послание адресовали в деревню. Оттуда прискакал паренек и передал телеграмму миссис Маршал из рук в руки. Когда появился посыльный, экономка как раз заканчивала стряпать. Прочтя длинное сообщение и хорошенько обдумав его, мисс Маршал пригласила паренька остаться на обед. Проводив его в обратный путь, она вернулась к плите и быстренько испекла рубаб-крамбл[31].

С корзинкой в руке миссис Маршал в сопровождении Джоуи подошла к дальней каменной ограде, в которой была калитка. Распахнув ее, женщина окинула взглядом простирающиеся впереди земли Саммерсби и каменный коттедж вдали. С суровой улыбкой экономка направилась к нему. Песик бегал вокруг нее. Мысли миссис Маршал были сосредоточены на радостной вести. Песика ей прислала из Мельбурна Маргарет. Джоуи был из четвертого поколения отпрысков Билли, которого Маргарет забрала с собой в Константин-холл, и Гавкуни.

Подойдя к коттеджу, миссис Маршал с неодобрением оглядела стоптанные башмаки, а также окурки и прочий мусор. Было слишком уж много доказательств того, что здесь живут одни мужчины. Экономка начала размышлять о том, как обустроить это место. Она решила, что без пеларгоний в горшочках не обойтись.

Женщина постучала, боясь передумать. Оставив корзинку возле ограничителя, мешавшего распахивать дверь настежь, миссис Маршал обошла угол дома. Джоуи трусил позади нее. Экономка искала ящик из-под свечей. Он оказался почти на том же месте, где она оставила его в прошлый раз. Вернув его под высоко расположенное окно, женщина взгромоздилась наверх. На этот раз комната была пуста.

Миссис Маршал слезла с ящика и обошла коттедж с тыльной стороны. Расшатанная дверь висела, скособочившись, на петлях. Она была приоткрыта. Деревянная дверь за ней также была приоткрыта. Поколебавшись, миссис Маршал взялась за дверную ручку. Повернув ее так тихо, как только могла, экономка заглянула внутрь. За дверью была грязная кухня, такая же пустая, как и комната. До слуха женщины донесся странный звук, как будто что-то волокли по полу. Песик насторожил уши и негромко заворчал.

— Тс-с-с, Джоуи, — приказала ему миссис Маршал.

Песик замолчал.

Кухню от коридора отделяла занавеска. Миссис Маршал отодвинула ее в сторону и увидела в коридоре Баркера, ковыляющего на костылях к двери, чтобы добраться до корзинки, оставленной у входа.

Он набросился на рубаб-крамбл, словно голодная свинья.

— Я подумала, что вы не откажетесь от чего-нибудь вкусненького, особенно сейчас, когда мальчики так далеко, — произнесла Агги, глядя на чавкающего мужчину.

Чтобы соблюсти хоть какие-то приличия, Баркер опустился в кресло, стоящее у холодной кухонной плиты. Агги подозревала, что, не окажись ее рядом, он предпочел бы есть, сидя на полу. При этом ее удивляло, как проворно он орудует своими изношенными костылями, с которыми никогда не расставался. В последнее время увечье не особо его беспокоило, хотя Баркер и продолжал бо`льшую часть времени проводить в постели.